Моя собеседница полагает, что, возможно, домогательства и угрозы как раз вызваны панической реакцией мужчин, которые боятся потерять контроль. «Если подчиненная сторона никак не реагирует и даже игнорирует проявления доминирования, значит, власть утрачена. И это вызывает фрустрацию у многих». На улицах, по словам Рой, мы встречаем «множество раздосадованных личностей, не вполне понимающих, какова теперь их роль. Отсюда их настойчивость, конфликтность, тяга к насилию».
= Предъявление воображаемого бойфренда – это не столько обман, сколько стратегия выживания
Валенти также видит связь между достижениями феминистского движения и нарастанием мужской агрессии. Женские голоса становятся громче, к ним приходится прислушиваться, и мужчины понимают, что в перспективе все радикально изменится. С этим они еще в своей жизни не сталкивались. По мнению Джессики, «они растеряны, потому что все это кажется им странным, незнакомым». В будущем прекрасный пол перестанет жаждать внимания и не всегда будет открыт для ухаживаний. Мы больше не хотим, чтобы на нас охотились. Иногда мы желаем одного – чтобы нас просто оставили в покое. Подобная картина слишком резко отличается от той, которую рисовали себе мальчики с самого детства, и они инстинктивно начинают этому сопротивляться, чуя подвох. В итоге мужчины приходят к отрицанию реальности, выплескивают свой гнев на окружающих и нередко даже применяют силу, чтобы добиться своего.
Если видеть в мужской навязчивости не только романтический порыв, но и борьбу за власть и стремление доминировать в широком смысле этого слова, то обычная женская ложь о несуществующем бойфренде становится вполне оправданной. Естественно было бы прибегнуть к такой отговорке, если хочешь вывернуться из неловкой ситуации. Кто здесь главный, кому принадлежит контроль? Мужчине? Тогда я предъявляю вам его, пусть даже и виртуального, он и даст вам отпор как равный.
«Женщину далеко не всегда воспринимают как индивидуальность и как отдельную личность, у которой есть своя жизнь, желания, устремления», – говорит Дебджани Рой. Но ключевой вопрос не в том, чего хотят женщины, а какую роль они играют в жизни мужчин. Создание воображаемого партнера позволяет противостоять желаниям и вниманию других, и это не столько ложь, сколько, по словам Рой, «стратегия выживания».
И в этом качестве заявление «У меня есть парень» очень эффективно, так как показывает отсутствие интереса, но при этом щадит мужское эго и подтверждает приверженность традиционным идеям (женщина признает, кому принадлежит главенствующая роль в общественном пространстве и личных отношениях).
Конечно, эта формула неидеальна. Правы те критики, которые считают, что, апеллируя к несуществующему бойфренду, девушка подписывается под теорией, будто мужская власть сильнее, чем ее собственная воля. С другой стороны, когда твоя задача – защититься от агрессора, очень сложно сохранять приверженность высоким принципам.
Криста Энн, кстати, знает еще один способ, который подойдет для женщин, не желающих отговариваться наличием парня. «Я могу отпугнуть мужчину, неожиданно ответив ему в той же оскорбительной манере, которой пользуется он. Если ко мне подкатывают с возгласом «Какие буфера!», я рявкну, к примеру: «А достаточно ли велик твой член, чтобы постучаться ко мне?» Многих как ветром сдувает». Тактика, скажем прямо, рискованная, но она хотя бы позволяет женщине заявить о себе как о полноправном субъекте, а не прятаться за выдуманной фигурой, безоговорочно признавая авторитет самца.
* * *
«В конечном итоге весь вопрос в том, как человек воспринимает окружающих. Считает ли он их равными себе, человеческими существами с такими же потребностями, как у него, или это всего лишь объекты для удовлетворения его желания? – так ставит вопрос Нил Штраусс. – Есть люди, которые вроде бы ничего дурного не делают, но при этом в глубине души твердо верят, что других можно просто использовать. В том-то и проблема».
Стоит ли говорить, что большинство женщин привыкли к тому, что их воспринимают как объект? Это стало неотъемлемой частью представлений о женской сексуальности. За нами гоняются, как за трофеями. Нас завоевывают, как крепость. Нас определяют прежде всего по отношению к мужчине – чья-то дочь, подруга, жена, мать, – и уже во вторую очередь как самостоятельную личность. Надо сказать, что женщина не перестает быть объектом, покидая публичное пространство. Часто таким же образом на нее смотрят в интимных отношениях. Мы боремся за то, чтобы в каждой из нас видели уникальное существо. Нам не надо, чтобы нас обожествляли, как мадонн, или поносили, как шлюх. Наши поступки невозможно классифицировать в соответствии с заранее расписанным сценарием. Но не все это понимают. Отчасти, наверное, именно в этом кроется причина того, что многие девушки не перестают лгать даже после вступления в настоящие глубокие отношения с любимым человеком.
Штраусс отмечает, что все виды притворства можно приблизительно разделить на две категории. Бывает, что мы говорим неправду из вежливости, чтобы пощадить чувства другого. А есть ложь, которая служит тому, чтобы подстроиться под социальные нормы (ведь выпадение из них может дорого обойтись). Большинство из нас полагают, что женские хитрости относятся к первой категории. Просто девушки не хотят обижать партнера. Однако я бы с этим поспорила. Обман второго типа встречается ничуть не реже. Да, женщины не говорят всей правды о своем сексуальном прошлом, чтобы не наносить урона мужскому самолюбию и уверить свою половину, что он – самый лучший любовник. Но, кроме того, женщины делают это еще и для подтверждения своей лояльности к сложившемуся социальному укладу, в котором они имеют право на свое маленькое счастье, и никто не властен это право отобрать.
Глава шестая
У меня мало опыта
Чернокожая школьница по имени Отомн очень редко видела в телепередачах похожих на себя девушек. Черных нечасто приглашали на ток-шоу, а те, которые все-таки появлялись на экране, оставляли неприятное впечатление. Они, по воспоминаниям моей собеседницы, были «либо слишком крикливыми, либо агрессивными, либо вызывающе сексапильными». Распределение всегда оказывалось стереотипным: белые женщины высокомерны и чопорны, азиатки тихи и застенчивы, а афроамериканки и латиноамериканки развязны и нагловаты. «Что мне оставалось? – сетует Отомн в разговоре со мной. – Из всех ролевых моделей я выбрала наиболее приемлемый для себя вариант, то есть сделала ставку на сексапильность».
= Она не решилась признаться бойфренду, что пробовала разные виды секса, а не только пару самых консервативных поз
Отомн не хотела быть такой. Но из внешнего мира она постоянно получала сигналы, что от нее ждут именно этого. «С двенадцати лет мужчины заигрывали со мной, следуя расовым предрассудкам, – призналась она мне в телефонной беседе. – Взрослые дяди прекрасно знали, сколько мне лет, но все равно подмигивали и бросали сальные фразочки, типа: «Ох, как я люблю шоколадок! Слышал, что чернокожие женщины умеют делать то-то и то-то».
В подростковом возрасте Отомн старалась изо всех сил, чтобы быть асексуальной (из-за этого не мастурбировала до девятнадцати лет). Но годы шли, ей надоело изображать «правильную» недотрогу. Она стала встречаться с молодыми людьми, заниматься сексом, пыталась строить отношения. Но и тут, к своему огорчению, поняла, что установки и штампы, от которых она пыталась убежать, никуда не делись и, как и раньше, влияют на ее судьбу.
