Лыков спросил о другом:
– Что значит: труба, приделанная к железу?
Черкес смешался:
– Как объяснить? Ну, труба, длинная. Мне по пояс будет, если поставить ее на землю. Толщиной с мою руку. Соединена, есть такое слово? Соединена с опорой… Опора большая, круглая, четыре пальца высотой. Видать, тяжелая. Еще сошки под трубой, как у горского ружья. Вот…
Лыков с Пришельцевым обменялись взглядами и одновременно пожали плечами. По описанию туземца понять, что это за конструкция, было невозможно.
– Нарисуй, – потребовал статский советник.
Кайтлесов взял карандаш и неумело накарябал странную схему. Круг, из него торчит вверх палка и опирается на двуногу.
– Из черного железа, не клепаная, а такая… целиком. Будто ствол к маленькой пушке.
– Ладно. Дальше что было?
– Когда мы подъехали, было еще светло. Ширванская стоит в низине, вокруг лес. А в юрте, где работали нефть, деревья все вырубили. Близко не подобраться – караульщики заметят. Помню, вышка была на холме, качалка моталась туда-сюда… Караульщики, двое лезгин, хотели нас отогнать. При кинжалах и ружьях, сердитые. Мы спрятались в овраге, они и отстали.
– Сколько было до вышки?
– Далеко. Половина версты, да. Я остался с коляской, кучер тоже…
– Стой. Что за кучер? – перебил арестованного Лыков.
– Который нас вез. Он не городской извозчик был, а сам по себе… не знаю, как сказать.
– Вольный? На собственном экипаже?
Горец задумался:
– Как поймешь? Они с Вариводой хорошо знакомы, да. Шутили, атаман его водкой угощал. Звать Иваном, большой, в синем архалуке. Думаю… думаю, что он при каком-то богатом человеке состоит, возит его.
– То есть он кучер выезда некоего богача? А не сам по себе? Почему ты так решил?
– Не могу сказать. Но мне показалось именно так. Коляска богатая, упряжь с серебряными украшениями… Такие только у денежных людей бывают.
– Продолжай. Ты долго оставался с кучером?
– Нет. Варивода с Рыжим ушли вперед, к вышке. Трубу и чемодан с мешком взяли с собой… Варивода надел его на плечи.
– Стой, стой. Как можно мешок надеть на плечи?
– Там лямки были.
– Лямки? Значит, не мешок, а ранец?
– Ну, сидор, так они говорили.
– Солдатский вещевой мешок?
– Ага! – обрадовался Кайтлесов. – Какие у солдат, да.
– Чудеса… Труба с железкой, сидор и седельный чемодан, который пахнет нефтью. Но продолжай.
– Я хотел закурить, пока они возились, но атаман меня обругал и спички отобрал. Сказал: дурак, мы все сгорим! Они, значит, ушли, но скоро вернулись. Варивода велел мне разведать. Крадучись… так говорят?.. крадучись дойти до вышки, поглядеть, что там. Это каждый горец умеет, я и пошел… Там темно было, но я в темноте будто кошка вижу, атаман потому меня и взял. Опять же вышка на бугре, разглядеть можно. Добрался я, как велели, почти до места, гляжу: там два человека нефть качают. Темно уже, ничего не разобрать, а они все работают. Посмотрел я на это дело и двинул обратно. Вдруг – ба-бах! Будто из пушки выстрелили. Правда, я никогда не слышал, как пушка бьет, но на выстрел из ружья не похоже. Громче и… не знаю, как сказать.
– Басовитее? – предположил Алексей Николаевич.
– Извините, этого слова не понимаю. Хотя я очень хорошо по-русски говорю. Гулко, да? Вот. Гулко бабахнуло. И что-то над головой пролетело туда, к вышке. Со свистом! Потом второй и третий раз. Я понять ничего не успел, бросился на землю. Ведь на аршин выше головы шло. Боязно. Слышу – за спиной крики, качалка горит, эти двое вокруг бегают, а у одного из них спина тоже в огне, а второй его хлопает, пытается пламя сбить. Да куда там! Сам загорелся! Светло тут стало, все как днем видать. Гляжу – караульные к качалке бегут. Я обратно к своим. Варивода с Рыжим уже в коляске, смеются, довольные очень. Взяли меня и помчали обратно в город.
– А труба с ранцем?
– В ногах лежала.
Лыков с Пришельцевым снова пожали плечами. Рассказ был туманным и ничего не объяснял.
– Александр Петрович, вы наводили справки об этом пожаре?
– Точно так. Подходит только один случай. И как раз за два дня до ареста Кайтлесова. В юрте станицы Ширванской непонятно от чего ночью загорелась скважина на участке номер три товарищества «Лианозов с семьей». Погибли два человека.
– Все как описывал наш собеседник.
– Да. Но что за снаряды? Цук, точно они их не рукой бросили?
– Э, ваше высокоблагородие! Нет такой руки, чтобы бросать огонь на сто саженей!
– Так что же это было?
– Я не знаю. Но потом мы пили водку в трактире «Биржа». Это на Сенной. Варивода дал мне сто рублей и хорошо угостил. Вот. И Рыжий ему сказал: ловко получилось, как тогда в девятом.
– В девятом? – хором спросили сыщики.
– Ага. Наверное, они имели в виду девятый год.
Лыков повернулся к кубанцу:
– У вас был тогда большой пожар на нефтяных промыслах?
– Был, Алексей Николаевич. Но я впервые слышу об этом от арестованного. Цук, костогрыз гололобый
[28], ты почему мне раньше об этом не рассказывал?
– Забыл, ваше высокоблагородие. А вот теперь вспомнил.
– Ну-ка сыпь, о чем еще умолчал?
– Да уж все сообщил, больше нечего. Только осталось, что атаман Рыжему ответил.
– И что?
– Он сказал: да, сильная штука кубанский огонь.
– Кубанский огонь… – повторил Лыков, подсаживаясь ближе к арестанту. – Что Варивода имел в виду?
Горец лишь развел руками:
– Я не знаю. Больше разговора об том не было, они позвали баб. А через два дня господин Пришельцев меня арестовал.
Сыщики вышли из ворот тюрьмы в задумчивости.
– На что это похоже? – первым спросил Алексей Николаевич.
– У нас была банда «факельщиков», – вспомнил кубанец. – Девять человек убили, прежде чем мы их поймали. Вот на них похоже.
– Но сходство лишь в факелах, – возразил статский советник. – А тут нефтяная качалка загорелась не от них. Лезгины не подпустили бы Рыжего на расстояние броска. Огонь прилетел со ста саженей. Даже не огонь, в небе было темно. Прилетела зажигательная бомба и воспламенила все вокруг. Как это возможно?
– Никак, – заявил коллежский асессор. – Туземец все это придумал, чтобы придать себе важности.
– И про трубу с ранцем и чемоданом?
