– Видите, и русские деньги имеются, – обрадовался статский советник.
Но надворный лишь посмеялся:
– Если бы! Леопольд Луич Андрейс – то ли англичанин, то ли австрияк. Правда, теперь с российским паспортом, но это для пользы дела. Он, конечно, весьма богатый человек, но рядом с Твиди просто блоха. И сдается мне, они работают вдвоем. Андрейс хватает в клюв и тащит хозяину. А тот заглатывает, оставляя слуге крошки.
– Крошки там миллионные? – съязвил Алексей Николаевич.
– Да, нефтяное дело очень выгодное, но заниматься им могут лишь весьма обеспеченные люди. Это не табак садить!
– Кстати о табаке, – вспомнил Лыков. – Есть такой плантатор Конон Асьминкин. Известный в городе персонаж.
– Известный, да.
– Он бывал в вашем кабинете?
– Бывал, и не раз.
Сыщик насторожился:
– Мне сказали, что Асьминкин не интересуется нефтяными делами, а как раз садит табак.
– А чего преступного в тех делах? – обиделся за нефтепромышленников Юшкин.
– Все же расскажите подробнее о роли этого человека в нефтяной горячке. Это нужно в интересах дознания.
– Он рассердится, – тихо произнес инженер. – Меня просили не афишировать.
– Плевать, что вас просили. Забыли, по чьему поручению я сюда приехал?
– М-м… Сердить Конона Провича небезопасно. Я скажу, конечно, но прошу скрыть источник.
– Без нужды обещаю вас не выдавать, – снизошел питерец. – У него же нет таких денег. Асьминкин может выступать лишь как столбопромышленник, верно?
– Верно. Он спекулянт, и даже не из первых. Тот же Кухарский тратит много больше. Но у Конона Провича будто есть особое чутье. Он берет лучшие участки. Точнее, это просто земли с темными битуминозными глинами. Никто еще не знает их запасы, когда участки выставляются на торги. Асьминкин выкупает дюжину, а потом по итогам разведки выясняется, что она – самая перспективная. Он перепродает договор аренды втридорога и оказывается с хорошим барышом. Как будто ему кто-то ворожит!
– Не бывает такого, – скептически покачал головой статский советник. – А разве участки выставляются на торги без предварительных там изысканий? И это лотерея для покупателей?
Инженер возразил:
– Нет, конечно. Когда забил знаменитый фонтан, вокруг него очертили радиус в пятьдесят верст и разбили на десятинные участки. Их и выставляют на торги.
– А Конон Асьминкин угадывает всякий раз лучшие из этого набора?
– Да. Вы правы, что-то тут не то…
– Евгений Максимович, кто-то ведь вел там предварительную разведку?
– Англичане. Самую предварительную, но с пробным бурением. То есть картину они получили близкую к действительности.
– И заявители к этим данным не допущены?
– Нет, это коммерческий секрет того, кто вел разведку.
– И рядовой табаковод Асьминкин, подобно медиуму, проникает в него раз за разом? Как можно в это поверить?
Юшкин сдулся на глазах.
– Алексей Николаевич, что все это значит?
– А вы не поняли? У них сговор.
– Но зачем британцам подкармливать русского дельца средней руки секретной, и притом очень дорогой, информацией?
– Пока не знаю. Возможно, островитяне платят ему таким образом за некие услуги.
– Асьминкин продает табак. Он простой торговый человек, каких много. Чем Конон Прович приглянулся англичанам?
Лыков протянул собеседнику руку и сказал начальственным тоном:
– О нашем разговоре никому ни слова. Честь имею.
Он поспешил на полицейский телеграф и отбил в Петербург экспресс на имя Зуева: «СРОЧНО ПРИШЛИТЕ АЗВЕСТОПУЛО».
Глава 10
Первый след
Кирпичная улица хоть и располагалась в центре города, но к числу престижных не относилась. Пивная Каранда стояла на углу с Прогонной, неподалеку от фруктового рынка. Эта часть Екатеринодара была постоянным местом мелких нарушений, хулиганства и пьяных дебошей. Зловещее соседство Покровки добавляло остроты.
Полицейские оставили пролетки напротив мужского двухклассного училища, там, где кончалась булыжная мостовая. Дальше они шли крадучись. Лыков открывал шествие и разгонял бродячих собак. Завидев командированного, отчаянные псы поджимали хвост и удалялись в подворотню.
Вот и перекресток. Корж с двумя городовыми сгрудились у входной двери. Еще один служивый перелез через забор, открыл калитку и впустил товарищей во двор. Все было готово к облаве.
– Начинай! – скомандовал Пришельцев и вынул револьвер. Они с Лыковым встали у черного хода.
Корж забарабанил в дверь:
– Савелий! Открывай, полиция!
В доме загорелся свет, послышались торопливые шаги. Затем сверху стукнуло слуховое окно. Кто-то пробежал по крыше и спрыгнул в сад. Тут статский советник принял его в крепкие объятья.
– Тихо, парень, тихо. Оружие есть?
– А… эта…
Подскочил Пришельцев, умело обыскал пленника и нашел у того в карманах целый арсенал.
– Ого, да ты запасливый. Алексей Николаевич, гляньте: нож, револьвер и удавка.
– В темноте не видно, Александр Петрович. Идемте в дом.
Лыков жахнул кулаком в заднюю дверь, им открыл городовой и пропустил внутрь. На свету питерец разглядел задержанного. Молодой парень, глаза бегают, лицо неприятное, уголовное. Про таких говорят: со следами всех пороков. Вот и у этого нос провалился от запущенного сифилиса.
Коллежский асессор как только глянул на сифилитика, тут же воскликнул:
– А ведь это Колька Маштак!
– Знаете его?
– Нет, но по приметам похож. У того тоже луэс
[36]. Эй, хозяина сюда!
Корж подвел к начальству владельца пивной. Тот делал вид, что напуган, и суетливо вытирал руки об исподнее. Ясно было, что Каранд хитрая бестия и расколоть его будет нелегко.
– Савелий, что это за молодчики у тебя из окна прыгают? Да прямо нам на голову.
– В первый раз вижу, ваше высокоблагородие. Не иначе, он в дом залез. С целью штоб пограбить. А вы его спугнули. Вот спасибо полиции!
– В первый раз? А я сначала подумал, ты ему ночлег дал.
– Что вы, что вы! Я все эти дела бросил, как только вышел из тюремного замка. Знать не знаю молодца, так и пишите в протоколе.
– Документ есть? – обратился Пришельцев к пленнику. Тот пошарил в кармане и подал паспортную книжку.
– Так… Яков Мельхер, лютеранского исповедания… Не похож ты на лютеранина.
