– Алло?
– Ольга Марковна?
Сначала даже не сразу узнала голос доктора Качаряна, всё ещё пыталась сосредоточиться на реальности, а это было нелёгкой задачей, учитывая тот факт, что по голове словно трактор проехал.
– Арен Давидович? Что случилось?
– Мне очень жаль, – неловко замялся он, явно подбирая слова, – ваша тётя…
– Что с ней? – сердце вдруг забилось как сумасшедшее.
– Она… умерла… только что…
– Как? – глупо спросила я.
– Она покончила с собой. Мне очень жаль.
⁂
В шесть утра первого января город выглядел, как после бомбёжки. Пластиковые стаканчики, перекатываемые ветром по мостовой, обильно засыпало густыми снежными хлопьями. По улицам ещё шатались самые стойкие, в хлам пьяные, снегурочки (а может, снежинки), зайчики и деды морозы. Безбожно фальшивя хриплыми голосами «в лесу родилась ёлочка…», они расползались по переулкам и подворотням.
А мне казалось, что я всё ещё никак не очнусь от кошмара. Сначала мама, да ещё так нелепо и глупо. Теперь Эмма. Это вообще бред! Она не могла просто встать, проскользнуть мимо дежурной, подняться на восьмой технический этаж, взломать замок и шагнуть с закрытой террасы вниз. Что-то знакомое цапнуло память и снова исчезло, не дав себя осознать. Будто я это видела. Или ждала.
Но я бы заметила вчера что-нибудь, какие-нибудь симптомы… А может, я не заметила? От этой мысли тошно. А я даже не знаю, с кем поговорить об этом. Я вообще не понимаю, что происходит. Нет, стоп! Надо остановиться. Ещё чуть-чуть и такими темпами я просто сама скоро сдамся в психушку, потому что уже больше не могу, не вынесу…
Глава 5. Тайная жизнь Анастасии Тураевой
Нина
Идым встретил нас противным холодным ветром с колючим снегом. Вот что за свойство этого города: куда бы ты ни направился – ветер дует в лицо! Даже пойдёшь в обратную сторону, он тут же услужливо сменит направление, чтобы ты гарантированно получил свою законную порцию снега в физиономию.
От автовокзала до нашего с Тимкой двора метров пятьсот, и их мы преодолели чуть ли не бегом – хотелось побыстрее в тепле оказаться. Тимкин дом – первый по курсу, и Крылов клятвенно пообещал завтра, прямо с утра, заявиться в гости, велел при малейших подозрениях звонить ему на сотовый.
Я поправила лямки рюкзака и направилась в свой подъезд. На лестнице встретила тётю Люсю, поговорила о погоде, природе и между прочим поинтересовалась, не было ли подозрительных шевелений у нашей квартиры. Нет, ничего и никого. Видимо, убедившись, что Знака в квартире нет, таинственные грабители утратили к ней интерес. Но, учитывая, что я вернулась, нельзя исключать слежку и попытку повторного нападения. Тем более что они теперь точно знают, что Знак у меня. Половина Знака. Интересно, где вторая половина? И что это вообще за артефакт такой? Нужно поискать у мамы материалы – в кабинете полно старинных книг и её тетрадей. Придётся всё это перелопатить.
И зеркала… Они могут быть порталами. У мамы в кабинете было одно большое зеркало, всё ещё закрытое покрывалом. Старинное, красивое, осталось от бабушки, и мне очень не хотелось стучать по нему молотком. Ладно, пороюсь в тетрадях, может, найду там какой-нибудь способ «повесить замок» на эти «ворота».
С другой стороны, если они могут гулять через зеркала, то зачем взломали дверь? Может, порталы открываются только из нашего мира? Или они должны точно представлять пункт назначения, а что находится в квартире им было неизвестно?
Имеет смысл для начала прошерстить мамину библиотеку, а потом, если что-то будет беспокоить, уйду ночевать к Крыловым. Тимкины родители вполне примут версию, что я не могу одна оставаться в этой квартире ночью, после того что случилось. На похоронах тётя Лариса, Тимкина мать, от меня не отходила, боялась, что мне плохо станет. Переживала. Всё-таки мы с её сыном друзья с детского сада, выросли вместе, и она ко мне очень хорошо относится. А как она обрадовалась, когда узнала, что Крылов заполучил меня в качестве соседки: «Нин, ты за ним хоть присмотришь, а то он даже покушать забывает, сидит часами в компьютере». Да и отец, Александр Владимирович, ещё с моим отцом дружил. Короче, не выгонят.
Осторожно осмотрела дверь, сунула новенький ключ в замок, повернула. Вроде всё нормально – ничего не заедает, следов взлома нет, даже ниточка, что я прилепила внизу косяка, – на месте, не оторвана от двери. Значит, никто без меня её не открывал.
Тихонько, на цыпочках, вошла в квартиру. Тишина. Вещи там, где я их оставила. Покрывало на зеркале висит, как и висело, я помню, его не очень ровно накинули – значит, порталом тоже никто не пользовался. Уф! Я бросила рюкзачок на диванчик и сама опустилась рядом. Сейчас отогреюсь, попью чаю, и начну изыскания.
Чайник засвистел на плите. Достала чашку, сыпанула заварку, плеснула кипяток и уселась за широкий круглый стол на кухне, разложив перед собой мамины тетради.
Наша старая кухня и этот деревянный стол (кажется, тоже от бабушки) всегда мне нравились. Наверно, кухня – самое просторное помещение в нашей идымской квартире. Здесь у нас была и гостиная, и приёмная, и тусовочная, и многое другое. А для меня кухня была ещё и единственным «своим» местом, так как мне приходилось коротать здесь часы, пока Ольга с Глебом запирались в жилой комнате.
Я отхлебнула чай и принялась за не очень свежие булочки (видимо, прошлогодние), что мы с голодухи купили с Тимкой в палатке рядом с остановкой. Но мой голод и чтиво, обещавшее быть увлекательным, помогли не заметить их специфический вкус.
Первая тетрадь в потрёпанной картонной обложке. Пожелтевшая от времени клетчатая бумага сплошь исписана маминым мелким почерком. Только пролистав пару страниц, я вдруг осознала, что текст написан не по-русски. Такого языка просто нет. Я понимала его, могла читать, могла даже что-то сказать – но не имела представления, что это за язык. С моим профессиональным знанием древней истории в памяти не всплывало ни одного народа, который использовал хотя бы похожую знаковую систему. Больше всего это походило на арабскую вязь, но читался текст, как русский, слева направо, да и знаки, хоть и похожи, но другие.
«Что это за язык?» – подумала я.
«Измерение Крастолл», – услужливо подсказал внутренний голос.
«Что это за измерение?»
Голос пристыженно замолчал. Видимо, и так сболтнул лишнее. Ладно, разберёмся без тебя. Главное – не язык, а смысл написанного. А содержание тетради больше всего смахивало на конспект, торопливый, но выведенный очень тщательно, прилежно.
Я притащила из кабинета чистый блокнот, ручку и решительно села за перевод. Нужно же будет Тимке показать! И чем дальше, тем больше повествование смахивало на старинную сказку или какую-то забытую легенду. Непонятно только, зачем мама её так старательно переписывала, да ещё на языке какого-то Крастолла? Через два часа кропотливой работы из-под моей руки вышло следующее произведение:
