– Неожиданное начало. А в чём дело?
– Кён. Он говорит со мной. Я его слышу, когда сплю. И у него серьёзные проблемы.
– Ты слышишь его, не обладая целым Знаком? – удивился Страж. – Как ты чувствуешь вашу связь?
– Как нить. Она из сердца, через макушку прямо наверх уходит. Мне очень важно знать, что это такое.
– Он связался с тобой по Праву Родства. Похоже, вы Родные Души.
– Это что значит?
– Ну, это такой феномен, – пояснил Павел, – когда одна душа является точной светокопией другой души, как бы её зеркальным отражением. Эти души связывают уникальные отношения, так как на высшем уровне они являются единой структурой, частями одного целого. И где, по-твоему, сейчас Кён?
– В Лериа.
– Он тоже умер?
– Нет. Мне кажется… Я почти уверена, он в коме. Точнее, Алексей Холмогоров в коме. Он где-то здесь, в Новобержске. И я должна его найти. Помочь ему. Сейчас я просто не могу отдать Ольге кулон. Мне не жалко, ну, почти не жалко… Конечно, она права в чём-то, – нехотя признала я, – знание языков здорово бы пригодилось в моей работе, но сейчас мне совершенно не до того. Я должна спасти Алексея. Он в опасности. Ты понимаешь?
– Это я как раз понимаю, а вот почему не сказать об этом Ольге напрямую, – нет.
Меня все ещё лихорадило от жестоких слов, сказанных сестрой, и я отвела глаза. Каждый раз при нашей встрече я чувствовала, словно Ольга выворачивает меня наизнанку. Эта мучительная процедура убивала всё живое, настоящее во мне. Но почему-то именно сейчас я, наконец, решила, что больше не позволю ей делать это со мной. Никогда.
– Я не хочу, чтобы она об этом знала, – решительно заявила я, – и больше никогда не позволю ей издеваться надо мной. Пусть считает меня кем угодно. Видимо, ей так легче. Она не умеет любить, не умеет сочувствовать. Чужая боль для неё ничто. Она жестокая, эгоистичная и злая. Ты же слышал!
– Жаль, что ты её так видишь, – грустно и очень мягко сказал Павел. – Она совсем другая.
– Хм, и сколько вы знакомы? Полтора дня? – съязвила я. – Хочешь видеть её милой и ласковой? Это твоё дело. Но я знаю её всю жизнь! Она проглотит тебя и не подавится, поверь.
– Ты сама веришь в то, что говоришь?
– Да!
– Мне кажется, вам стоит наступить на горло своему ослиному упрямству и просто поговорить – как сёстрам. Потому что вместе вы…
– Вместе? – горько усмехнулась я. – Ты правда не понимаешь? Нет никаких «нас», никаких «вместе»! Только не с Ольгой! С ней невозможно даже просто разговаривать, не то что о чём-то договориться! Она же слышит только себя! А на меня она плевала с высокой колокольни! Какие сёстры? Она знать меня не желает. Ты что, не слышал, как она выгоняла меня из дома час назад?
Я почти кричала, злясь на себя за то, что слёзы ручьём покатились из глаз. Всё, чего мне так не хватало от сестры – тепла, любви, понимания, всё, о чем я никогда, казалось, не думала, – всё это сейчас вырвалось наружу, ломая искусно выстроенную защиту от боли, ненужности и брошенности.
Мама меня бросила (именно так я воспринимала её смерть), сестре я не нужна (она бросила меня ещё раньше, пять лет назад, когда окончательно разорвала ту тонкую нить, что ещё соединяла нас по старой памяти из детства). Остался один Кён. Но кто знает, нужна ли я ему? Ведь Кён – это не Алексей, так же, как Нина – это не Санни. Мы – лишь их частицы, живущие по своим законам, и вполне может быть, что Алексею я тоже буду не нужна. Одиночество подступило удушающей волной, охватило всё мое существо.
– Нина, ты не должна вариться в этом одна, – сочувственно сказал Павел. – Сейчас, когда ты соприкоснулась с магической силой Знака, с изначальной энергией, все твои потайные страхи, обиды и боль усилятся. Но это только для того, чтобы исцелить тебя. Поверь, я знаю, о чём говорю. Я проходил через такое. Доверься сестре. Ты не представляешь, какой силой вы можете обладать, объединившись…
– Я ей не нужна! – с отчаянием выдохнула я ему в лицо. – Ей никто не нужен! Но когда ты это, наконец, поймёшь, окажется слишком поздно, потому что я вижу: ты в неё влюбился. И это самая большая ошибка в твоей жизни. Поверь, я знаю, о чём говорю.
Не дождавшись ответа, я развернулась и опрометью бросилась вниз по лестнице, пешком с двенадцатого этажа.
⁂
В такси по дороге домой я успокоилась и начала размышлять о насущных проблемах, чтобы отвлечься от удушающего приступа боли.
С чего начать поиски Алексея? С муниципальных больниц. Это проще. Причём проверять нужно все больницы, где есть реанимационное оборудование. Кардиологический центр, травматологию, но в первую очередь – нейрохирургию.
Насколько я знаю, таких у нас две – городская больница номер восемь и областная. А ещё – за ночь прошерстить в Интернете все частные клиники. Сначала мы найдём, где Алексей находится, а потом… А что потом, я не знала. Нужно его как-то вытащить из комы. А как это сделать? Подойти, взять за ручку и сказать Кёну: «Ко мне!»? Смешно. Нужно будет с ним обсудить, при случае. Если, конечно, он сможет со мной связаться, и я во сне не забуду, что хотела спросить.
Я откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза. Таксист попался тактичный, в разговор не лез, только попросил разрешения включить радио. Мне было всё равно, я равнодушно кивнула. Из приёмника полились завораживающие звуки. Старая, затёртая мелодия, а у меня мурашки побежали по спине. Знакомые с детства слова врезались в мозг, словно впервые:
Покроется небо пылинками звезд,
И выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячи вёрст.
Мы – эхо… Мы – эхо… Мы – долгое эхо друг друга…
Голос Анны Герман, сильный и пронзительный, коварно проникает в глубину души. Я люблю совсем другую музыку, но слова… Эти слова бьют прямо в сердце. И мне вспомнились слова Кёна «Я всегда с тобой». Он же сейчас видит, понимает, чувствует, что со мной происходит, а значит, может хотя бы знак подать, ведь так?
Как говорил Павел? «Родные Души»? Может, это и есть знак? То, что я не одна, как думала буквально десять минут назад? Что Кён всегда рядом? И не имеет значения, как ко мне отнесётся его «аватар» Алексей. В космическом плане эта жизнь – сущая секунда. И мы никогда не бываем одиноки. Просто не всегда способны слышать.
Я вспомнила, как мама учила разговаривать с сущностями других миров. Давно, ещё в детстве… И это воспринималось скорее как игра. Так же, как и «напёрстки», где надо угадать («почувствовать»), под какой из шести-восьми чашек лежит конфета. Вскоре я с первого раза находила приз примерно в восьми случаях из десяти.
Потом всё это напрочь забылось, навалились другие дела, свои увлечения. Но было же?
Теперь я знаю, что это была не совсем игра. Точнее, совсем не игра. Если у меня получится связаться с мамой, связаться с Кёном… Может, они мне подскажут что-нибудь? Или объяснят? Стоп! И что? Выходит, она права? Ольга? Я думаю о том, как связаться с кем-то, чтобы они помогли мне решить проблемы? Но ведь Кён и без всяких ухищрений способен со мной связаться и если бы хотел сказать ещё что-то важное, сказал бы. А мама? Она даже записки не оставила, ничего не объяснила. Почему? Надеялась, что я сама справлюсь? Наверно, да. А это значит, они оба верят в то, что я справлюсь сама. Вот бы и мне их уверенность.
