Налетевший ветер закружил желтые опавшие листья вязов, попытался, как бабник со стажем, тут же поднырнуть и под подол моей юбки, но я бдела и вовремя прижала ткань руками.
— Чего надобно? — в меру дружелюбно осведомился карла, открывший створку.
— Учиться, — я развела руками, отчего ветер тут же решил: это шанс взять реванш и завертел вдвое сильнее.
— Набор на этот год окончен. И так много взяли. Школа не резиновая, а магов, что лезут на дармовщину, девать уже некуда, хоть маринуй, чтоб не испортились до следующего года, — гордо задрав нос, выдал карла.
— Но… — я растерялась, и весь боевой настрой сошел на нет.
А коротышка по-вороньи прищурил один глаз и, махнув рукой, выдал:
— Ладно уж, пропущу. Иди к директору. За кого просить-то будешь: за дитя, али за брата, аль за сестренку младшую? — беззлобно уточнил он.
Я растерялась: нет, конечно, Фло меня предупредила, что в Академию мне ходу нет, пока школу не закончу, но я-то думала, что эта самая «школа» — понятие расплывчатое и условное. А тут, едва зашла в холл, как прозвенел звонок. Открылись двери классных комнат, и меня буквально впечатало в стену толпой сорванцов, вырвавшихся из дверей, как вода из сдавшей позиции дамбы: стремительным, устрашающим и сокрушающим все на своем пути потоком.
Озорники, кто в поношенной, а кто и проношенной до дыр одежде, иные — в добротных суконных штанах и пиджачках. Мелькали и косички с плиссированными юбочками в пол. Но ни тонкого батиста, ни кружевных манжет в толпе я так и не разглядела.
Теперь-то до меня дошло, почему в семьях пообеспеченнее предпочитали домашнее обучение для юных магов: чтобы голопятая беднота за одной партой не сидела с их рафинированными чадами.
— Перемена… — умудренным тоном профессионального аксакала возвестил карла. — Постой в сторонке, а то эти юные гении магической науки зашибут. И что самое обидное — даже без причины, а лишь от одной радости свободы.
— Какие они все… молодые… — ошарашено глядя на толпу, способную в едином порыве завалить слона и не заметить, протянула я.
— Да по-разному, — почесав плешивый затылок, ответил карла. — Но чаще дар-то пробуждается лет в семь-десять… Реже — во вторую волну, как магистр Доррис говорит, это значится в четырнадцать, а уж в третью — и вовсе редкость.
Ех, знал бы карла, что эта самая «редкость» мнется сейчас у дверей, пытаясь переварить мысль, что ей придется сидеть за одной партой с каким-нибудь сопливым пацаном, который ей по плечо, или девчушкой с бантами, которая младше ее чуть ли не в два раза.
Перемена закончилась, и бурлящий поток школяров вновь всосало в себя жадное чрево классных кабинетов. Двери захлопнулись не хуже драконьих челюстей, что получили обильную поживу. Вот только мысль, что несварение — это меньшая из бед такого «завтрака», оказалась до жути навязчивой.
Меж тем сквозняк — младший побратим ветра — облизал мои щиколотки и колыхнул подол юбки. Хотя последнее могло быть и результатом стремительного забега мелких адептов по холлу.
Я пошла в указанном карлой направлении, ища на дверях табличку с грозной надписью «директор» и была уже далеко, когда до моих ушей донесся тихий скрипучий голос карлика: «И отчего моя сестра ругает нынешнюю моду с короткими, по колено юбками? Хорошо же. Сразу все разглядеть можно… Ах, какие стройные ноги! Это же не намек, а практически приказ. Эх, был бы я на пятьдесят лет помоложе…».
Я лишь пожала плечами: ну и фантазия у карлика! Матушка всегда считала, что красивое женское тело — это с крутыми бедрами, пышной грудью, осиной талией и чуть полноватыми ножками. Да, и обязательно — рост не ниже шести футов. Сама она вздыхала, что природа не наделила ее высоким станом, но все остальное с успехом помогли приобрести особая мучная диета, салон дамского белья и целители. У меня же из всего перечня красивой внешности наличествовала лишь талия. В остальном — тощая, сколько бы ни ела сладостей. От заварных эклеров с шоколадом моя грудь и бедра не становились ни на дюйм больше, зато прыщи делали двойной план и за себя, и за остальные части тела, разукрашивая мое лицо не хуже, чем одуванчики весенний луг.
Так что замечание карлика о моей «привлекательности» вызвало лишь недоумение. Хотя, может, с его диспозиции ноги у меня и вправду длинные, а сама я — высоченная и крутобедрая?
До нужного кабинета я добралась без приключений. Увидев на дверях табличку «Приемная директора Эринг Морт» постучала и, дождавшись чуть нервного «войдите!», открыла дверь и переступила порог. За столом сидела кусавшая грубы секретарша. Она накалывала один за другим листки на заостренный штырь на подставке, что возвышался по правую от нее руку.
— Вы точно хотите увидеть директора? — чуть вздрогнув от упоминания имени начальника, вопросила она.
Я утвердительно кивнула. Стало даже странно, что это за директор такой, к которому можно вот так запросто попасть. Обычно секретари — это цепные псы, ничуть не уступавшие трёхглавому страшилищу из лабиринта. По легенде именно эта зверюга терзала души грешников, не сумевшие пройти по запутанным путям сумрака.
Как оказалось, такому директору, как Эринг, никакой секретарь вообще не нужен, поскольку в его кабинет добровольно войти пожелал бы разве что самоубийца.
Эринг Морт оказалась женщиной волевой и жесткой настолько, что при взгляде на нее думалось: в такой мужественности в разы больше, чем во многих представителях сильного пола.
Когда я вошла в кабинет, она стояла у стола и читала письмо. Брюки и пиджак вместо мантии. Короткий ежик седых волос и шрам через щеку. Высокая фигура столь же пышных форм, как и стиральная доска.
Директор, а вернее директриса оказалась столь же юна и приветлива, как осенняя крапива: обожгла разражённым взглядом и отрывисто спросила, отринув такую ненужную мелочь, как приветствия:
— Чего тебе? — ее голос, уверенный и властный, отразился от стен кабинета и достиг приемной. За дверью кто-то нервно икнул.
— Я хочу учиться, — произнесла как можно тверже.
— Учиться? — подозрительно переспросила директриса, удостоив меня пристального внимания. Словно я была редкой бабочкой, которая вместо нектара питается протухшим мясом, а она — энтомологом, вооруженным булавкой и жгучим желанием пополнить свою коллекцию. — А дар-то есть? А то иные пройдохи идут сюда не за знаниями, а за дармовой стипендией и трехразовым питанием.
Я сначала возмутилась: меня, леди, обвинять в мошенничестве? Но злость скорее была от привычки, воспитания, нежели истинная. Но зубы все равно сцепила и ответила чуть резче, чем следовало:
— Есть. Огненный.
— Покажи, — тут же потребовала миссис Морт.
— Если бы я могла его контролировать, то не пришла бы сюда, — я непроизвольно сжала кулаки.
Тут директриса открыла выдвижной ящик стола и, достав оттуда какую-то висюльку, кинула:
— Лови!
