Да, леди не занимаются подглядыванием, но именно следование правилам, предписанным этим самым леди, вкупе с моей доверчивостью чуть не свело меня в могилу. А посему…
Судя по тому, как Заку приперло побеседовать с младшим тет-а-тет безотлагательно, вопрос был серьезный.
Через замочную скважину я увидела, как друг детства, уже не стесняясь, встряхнул младшего за плечи.
— Клим, какие, к морским тварям, гонки на акулах? Ты вообще о чем думал, когда подвизался в них участвовать?
С брата тут же слетело все напускное раскаяние.
— О деньгах думал. У нас закладная за дом не выплачена. Матери лекарства нужны. А ты… мог бы в конце-концов жениться на какой-нибудь богатой дуре и ее банковских счетах. Так нет. Ты все в благородного играл. Увиливал от алтаря, как должники от процентщика. Я бы так не поступил. Но кто меня спросит, несовершеннолетнего… Хотя осталось потерпеть еще пару месяцев и можно будет заключить брачный договор, от которого я, в отличие от тебя, в последний момент не откажусь, братец.
— И ты решил, что пока тебе не стукнуло девятнадцать, лучше заработать гребаные дюжину талеров и вылететь отсюда? Клим. Эта школа — твой единственный шанс получить профессию, которая сможет тебя прокормить. У нашей семьи, несмотря на все титулы, нет денег на частных преподавателей, а без знаний тебе не поступить в Академию. А что до продажи родовой фамилии через брачный договор… Извини, но я лучше проживу всю жизнь, работая штатным магом в конторе средней руки, чем… — он вздохнул и ударил словами наотмашь: — чем поступлю как шлюха. Только та продает за деньги свое тело, а я — имя рода.
— Прости, — стряхивая руки Зака, сказал младший таким тоном, что стало понятно: разговор на тему денег велся меж братьями не впервые. — Но это все…
— Клим, мне осталось отработать в Академии всего ничего. Пара месяцев, и я выплачу свой долг за обучение, смогу устроиться на нормальную работу, продолжить исследования и защитить диссертацию…
— А как так получилось, что ты угодил в список стажёров-студентов? — спросил младший. — Как-никак, отвечаю я здесь за них. А директриса, не будь дура, подсунула мне под шумок еще какую-то свою протеже.
Протеже в этот момент тихо сопела под дверью, ощущая на себе все прелести шпионажа: нервную дрожь в коленях (как бы не застукали), все возрастающее желание чихнуть (словно организм был категорически против эксплуатации его в согнутом положении), рези в глазу от неприятного сквознячка через замочную скважину.
Разговор братьев меж тем подходил к концу.
— Постарайся больше так не влипать, — сделал внушение младшему Зак.
— А я подумал, что тебе понравилось флиртовать с секретаршей, — поддел школяр. — Ты ей такие авансы выдавал, едва ли не в любви признавался.
— Авансы? Я ничего не обещал. Просто вел себя учтиво. Излишне, не спорю. Но на любовь не было и намека. Я даже своим несостоявшимся невестам ни разу об этой любви не заикался. Ведь говорить о чувствах, которых нет, это все равно, что медленно травить ядом женское сердце.
— Почему? — проявил любопытство младший.
— Потому, что рано или поздно она поймет, что ты ей лгал. И возненавидит. Эта ненависть отравит всю ее кровь, убьет ее.
На столь серьёзное заявление брат лишь хмыкнул и, прищурив глаз, уточнил:
— Что, прямо таки никому ни разу никогда и не сказал? Никогда-никогда?
Зак стушевался. А потом, махнув на непутевого родственничка рукой, усмехнулся и признался.
— Да нет, однажды было дело.
Сказать, что Клим оживился — все равно, что ничего не сказать. Он заискрил не хуже уличного фонаря, в который сдуру шарахнула молния.
— Расскажи…
— Меня там ждут, — напомнил мой куратор.
— Подождет немного, — отмахнулся Клим, и я была в этот момент с ним полностью согласна.
— Хорошо. Если коротко, то это была удивительная… — тут Зак на мгновение замялся, но потом продолжил: — девушка. Светлая, чистая, без манерности и кокетства. Я признался, что она мне нравится. Ведь она всегда меня понимала, отпускала, когда я уходил к другим, и радовалась моему возвращению. Однажды я подарил ей то, о чем она давно мечтала… Такой радости я не видел в глазах больше ни у одной.
— Отпускала? — удивился Клим, а потом задал второй вопрос и буквально всем телом потянулся вперед, ближе к старшему, за ответом: — И что ты ей подарил?
— Тритона. Тритона в коробочке.
Клим опешил, а я прижала ладонь ко рту, чтобы не прыснуть. Вспомнила, как Зак торжественно преподнес мне эту коробочку, перевязанную алой лентой, и сказал, что это то, о чем я так давно мечтала. В шесть лет я и вправду мечтала о тритоне. Он был гораздо лучше простой лягушки: с гребешком, мясистым хвостом и такого симпатичного грязно-фиолетового окраса, да еще в крапинку. Презентованный тритон гордо топорщил гребень и вальяжно перебирал лапами.
За тот подарок я повисла у Зака на шее и сказала, что он самый лучший, и что я его люблю. Даже вроде чмокнула в щеку. Он же в ответ потрепал меня по макушке и выдал что-то вроде: «И я тебя, малыш» Забыла.
Жаль, что матушка, увидев моего дареныша, завизжала и потребовала выкинуть его подальше.
— Тритона? И она обрадовалась? — судя по тому, что Клим был способен лишь задавать вопросы, услышанное поразило его до глубины души.
— Ну да. Когда даришь женщинам то, что им действительно очень хочется, они всегда рады.
— А почему я не слышал раньше об этой твоей любви? И что с ней случилось, раз ты до сих пор не женат?
— Что случилось… жили долго и счастливо, — в голосе Зака поселилась затаенная горечь. — Я — долго, она — счастливо. А причина, по которой я вспомнил о ней… Эта девчонка, которую мне всучили, чем-то на нее неуловимо похожа. Жаль, что это точно не она.
«Почему?» из уст младшего так и не прозвучало, но по паузе Зак то ли понял, то ли захотел пресечь дальнейшие вопросы, но обрубил:
— Та девушка умерла. Не так давно, но… в общем, ее могила на кладбище Зеленого плюща.
Младший замолчал, переваривая услышанное, а мой бывший жених, словно коря себя за излишнюю сентиментальность, резче, чем надо, подытожил:
— Наш разговор окончен. И прошу тебя, Клим, больше не участвуй в этих проклятых гонках. Я слышать ничего не желаю про то, что на акуле силовой аркан подчинения, а на тебе амулет, позволяющий дышать под водой на глубине. Тебе ли не знать, как может соскользнуть плетение или порваться шнурок на шее. Ни я, ни мать, ни отец не хотим тебя потерять, — он взял лицо брата в ладони, внимательно глядя в глаза.
— Вот знаешь, Зак, я точно уверен, что ты не пытался применить магию, но почему у меня такое чувство, что мне в голову вбили, словно кол, чужую мысль? — в речи младшего сквозили недовольство и теплота одновременно.
