— Разве? — Тэд даже замер, держа в руках лохмотья, что остались от куртки. — А она?
И он бесцеремонно ткнул в меня пальцем.
— Хло?
— Да, папа, я, оказывается, маг.
— Значит, в тебе проявилось наследство прапрабабушки по линии твоей матери. Хотя Ангелина тщательно скрывала, что в ее генеалогическом древе есть такой «гнилой сучок», как она сама часто говорила.
Зато пока я узнавала интересные факты о собственных предках, Тэд, массируя висок, задал очередной вопрос:
— Вы точно не маг? Можете это подтвердить?
— Могу поклясться чем угодно, — горячо воскликнул папа, а затем, опомнившись, грустно добавил: — Хотя в моем положении выбор не велик. Но пусть меня ожидают развоплощение или вечные муки нави, если я лгу.
Ловец напомнил мне сейчас акулу, почуявшую в воде лишь каплю крови и устремившуюся к цели:
— Тогда кто заточил вас в плетение барьера? Вернее, вместо какой души, что должна отбывать там свой срок?
— Я не видел того, кто меня поймал, но это произошло практически сразу же после моей смерти, в лабиринте. Утянули, как котенка за шкирку, в шкатулку из мертвого дерева, а когда выпустили, то я оказался уже в клетке нитей барьера. Вместо кого? А смрад его знает!
У меня в голове не укладывались слова папы.
— И готовы поклясться в этом? — Тэд еще спрашивал, а его глаза уже лихорадочно бегали по комнате.
— Да, — горячо подтвердил откц.
Но вместо того, чтобы стребовать клятву, ловец с досадой произнёс:
— Уже нет времени! Они появиться через несколько секунд. Быстро вселяйтесь в кошку, — и уже рыжей: — Бариста, потерпи, в живом найти душу гораздо труднее.
Призрак и не думал возражать, в отличие от возмущенно мяукнувшей усатой.
— А теперь ты, раздевайся и живо в постель! — он почти проорал мне, замершей соляной статуей посреди комнаты.
Сам ловец за секунду стянул с себя остатки одежды и пинком задвинул их под кровать, оставшись в костюме новорожденного.
Я, не понимая, что происходит, вцепилась в ворот халата.
— Или ты сейчас мне подыграешь, или нас упекут в тюрьму. А твоего отца — обратно туда, откуда я его только что достал, — с этими словами он сдернул с меня халат и повалил на кровать.
Я охнула, когда он навалился на меня, впиваясь в шею поцелуем, и тут раскрылась воронка. В комнату вошло сразу трое ловцов с силовыми арканами на изготовку.
Он.
Скрипнул стул. Он откинулся на спинку и свел пальцы: большой с большим, указательный с указательным, мизинец с мизинцем. Легкие, пружинящие движенья, словно меж ладоней зажат мячик.
Ему всегда так думалось легче всего. Как будто весь мыслительный процесс был сосредоточен на кончиках пальцев. Кому-то надо почесать затылок, иные стимулирую себя чашкой крепкого кофе, сдобренного бренди, а он любил посидеть вот так, чтобы соприкасалась лишь подушечки пальцев.
Поразмыслить было о чем. Пять лет назад он случайно встретил девушку. Бедняцкий поселок южного сектора. Там, где плотина не высока, а воды теплы и богаты настолько, что позволяют прокормиться только лишь рыболовством, судьба свела его с Ирмой. Местные считали ее блаженной и с охотой пояснили столичному гостю, что она тронулась рассудком после огненной лихоманки.
Болезнь, что чаще сводила людей в могилу, чем давала шанс на исцеление, обычно выкашивала не всю семью, а лишь тех, кому не исполнилось дюжины лет. Вот такая вот «деликатность». Эту хворь когда-то, еще в темные времена, до затопления, создали сами древние маги. Великие чародеи посчитали, что простых людей слишком много, и они, как тараканы, лишь плодят нищету. Вот и создали «жнеца», который косил бы не всех подряд, а лишь некоторых, срывался с поводка по приказу хозяина и вновь возвращался, чтобы через десяток лет снова пройтись по городам и весям.
Но что-то пошло у хитроумных магов не так, и созданная ими же хворь не пожелала вернуться в руки творцов, раствориться, исчезнуть. А потом случился потоп. И вот сейчас нет-нет, да кто-нибудь в империи все же умудрялся подцепить огненную лихоманку. Среди «везунчиков» оказалась и Ирма, неделю провалявшаяся в бреду, почти умершая, но вернувшаяся из лабиринта.
Отец-рыбак рано радовался тому, что младшая, пятая дочь все же оклемалась. Ирма очнулась и начала нести всякий бред. О том, что она не из этого мира. А там, где якобы родилась, люди говорят друг с другом с помощью пластин и ящиков и могут увидеть и услышать друзей и родных, даже если те за тысячи миль. Она бредила этим своим выдуманным миром с пустынями и шапками ледников, железными машинами, что поднимают людей в небо и технологиями, что заменяют магию…
Над ней потешались. Ее не воспринимали в серьез. И он бы не поверил, если бы не заглянул в глаза этой Ирме. Они не были сумасшедшими. Это были глаза человека, который полностью осознает все, что говорит.
Он забрал девчонку с собой. Тогда ей было двенадцать. И узнал от нее все, что она так хотела сказать тем, кто не желал ее слушать. А потом — и больше, когда уже Ирма и говорить-то не хотела. Боль умеет развязывать язык.
Из добытых сведений получалась презанятная картина: переселение душ не просто теоретически возможно, оно существует. При этом не утрачивается память. Это значило практически бессмертие.
Только нужно было довести формулу переноса души в подходящее тело до абсолюта, и тогда…. Открытие перевернет весь мир, владеющий формулой станет подобен Престололикому, а власть — чеканный станок для звонкой монеты.
Так думал он пять лет назад, когда все начиналось. А потом… время посмеялось над ним. Все деньги уходили на исследования, как в бездонную яму, а толку — ноль.
Доставать души — услуга не из дешевых. Сначала это были бродяги из подворотен, но потом, помимо душ потребовались и знания. Опыт тех, кто был силен в этой области. А гении, увы, товар штучный, пачками не рождаются и умирают, проходя через лабиринт, так, что вернуть их, бестелесных, может только ловец. Решение пришло неожиданное: брать души уже из барьера. Да, в основном это были спятившие маги, одержимые собственными идеями. Если их удавалось приручить, то они исправно служили общей цели, нет — шли на эксперименты. Чтобы ловцы не хватились пропажи, заключенные подменялись душами простых смертных. Лишь иногда схема давала осечки: не находилось подходящего дублера, что-то срывалось… И тогда в погоню за беглецом устремлялись ловцы.
Время шло, подвижки в исследованиях были гораздо меньше, чем хотелось бы, и он начал допускать ошибки. Были большие надежды на малефика, но тот попался…
Далеко протяжно завыло.
Выругавшись, он поднялся из кресла. Ирма. Проклятая девчонка, что уже пять лет сидит на цепи в его доме. Его наваждение, его ожившая мечта и цель, образец, который он никак не может повторить.
Разозлившись, он кинул чернильницу. Та, ударившись о стену, разбилась, оставив на обоях уродливую кляксу.
