— Зря он такого сильного огневика обидел. Небось, меньше половины пообещал? — меж тем начал вести деловые переговоры здоровяк.
Я лишь вздохнула и мысленно досчитала до пяти. Эту махину просто так не вырубить, разве что магией в лоб зазвездить, и то не факт. А судя по решительному виду мужика, тот задался целью провести дипломатические переговоры до победного заключения двусторонних соглашений.
— Видел, как ты сварила Черепа. Впечатляет. Не хочешь со мной в связке быть, раз уж этот хлюпик не у дел?
Я уже про себя составила заковыристый маршрут и собралась его озвучить, когда из-за спины донеслось:
— Чокнутая со мной. Такие выяснения отношений в нашей связке в порядке вещей. Просто она — горячая штучка.
Меня тут же нахально приобняли за талию, а в ухо серьезным, ничуть не подходящим к развязным манерам, тоном прошептали: «Уходим, живо! Сейчас облава начнется».
Сколь бы матерные чувства я не испытывала к Климу, но разум все же возобладал.
Я кивнула, подтверждая слова «напарничка».
Громила нахмурился, но, отойдя с дороги, веско бросил:
— Но, Чокнутая, если надумаешь, Сивый будет ждать.
Прозвище громиле шло. Да какой шло, оно летело к нему навстречу со скоростью пули, чтобы впечататься намертво этому седому бугаю с двумя косицами и руками, которые я обхватить могла бы разве что двумя своими ладонями.
Угукнула в ответ, когда Клим буксиром уже тащил меня куда-то за угол. А потом по ушам ударила сирена. Законники.
Убегали мы, как выразился Клим, по всем законам кулинарного жанра: закладывая кренделя, усиленно шевеля булками, кроша батон на попадающихся под ноги крыс, и всей душой не желая сушить сухарей.
Наконец, когда в одной из подворотен мы буквально влипли в стену, а патруль пронесся мимо, «напарничек», тяжело дыша, уточнил:
— Больше бить не будешь?
Я так же, выплевывая воздух, заверила:
— Буду, дай того, отдышаться…
— А…. ну давай это, отдышивайся и поговорим.
С этими словами он согнулся и упер руки в колени. Я последовала его примеру. Так мы и стояли, сопя и пытаясь выровнять дыханье, а потом, неожиданно, кажется, даже для самого себя, Клим выдал:
— Извини, что не предупредил. Но иначе бы ты струсила. А мне нужна была связка.
— А жизнь твоя, тебе, значит, не нужна?
Вода капала с подола юбки, в то время как спина была сырая уже от пота.
— Ты о том, что случилось на гонках? Но это их неотъемлемая часть.
— Смерть всегда неотделима от жизни, но глупая смерть забирает с собой еще и часть того времени, что отведено твоим близким.
Клим задумался, и мне пришлось пояснить:
— А ты вообще задумывался, что будет после того, как ты погибнешь на одном из таких заплывов? Тебе-то будет хорошо, в гробу удобно, тапочки опять же белые, мягкие, не жмут. Учебой никто не досаждает. А вот твои родители? Мать только-только оправилась от болезни… Да она же от горя в могилу в тот же год, вслед за тобой, уйдет.
— Вот ты сейчас говоришь, а я вижу брата, — Клим скривился. Видимо, не впервой слышать подобное. И его это раздражало вдвойне, потому что правда.
— Да хоть тварей лабиринта видь, — брякнула в сердцах. — Но даже они до такого пустоголового не достучаться.
— А тебе-то откуда знать, что да как там, в лабиринте. Ты же не умирала! — ощетинился парень.
— Представь себе, умирала. И в лабиринте была, — я не стала уточнять, что эти два события прошли по разным сметам моей жизни.
Зато Клим впечатлился. Его хватило даже на целую минуту молчания.
— И каково это? Умереть, — наконец разродится вопросом он.
— Каково видеть оторванную руку, сжимающую твою дамскую сумочку, чувствовать запах сожжённых кишок и ощущать, что реальность накрепко перемешалась с бредом? Я бы тебе с удовольствием это показала, если бы могла.
Клим сглотнул.
— Ты сейчас думаешь, что смерть никогда тебя не заденет. Только пойми, что тех, кто так считает, она целует первыми и взасос. Знаешь, если ты сдохнешь, мне тебя будет не жаль. Мне будет жаль твоего брата и твоих родителей, которые будут убиваться. А тебя — тебя нет. Таким, как ты, оценивающим даже не свою жизнь, а годы счастья близких в десять талеров, в мир сумрака прямая дорога.
«Напарничек», не ожидавший от меня таких слов, замер, а я же, высказав все, что копилось на душе, выглянула из-за угла. Патруль уже давно ушел, и переулок был пуст.
— Можно выходить, — сообщила я.
Клим, ставший поразительно молчаливым, вышел из укрытия, и мы двинулись в сторону пирса. Он не пытался заговорить, я тоже не жаждала блистать красноречием. Оттого, даже сев в батискаф, мы не перемолвлюсь и парой слов.
Расстались тоже не прощаясь. Я слишком устала ото всего, и не придала этому особого значения. Единственным моим желанием было добраться до дома Фло. Осуществить мне его удалось лишь ближе к полуночи, когда все спали. Даже на кухне свет не горел.
Я на цыпочках прокралась в каморку, быстро разделась и легла на ставший уже родным топчан, еще не зная, какие потрясения меня ждут утром.
* * *
— Да спит она, — нет ничего более громкого, чем ребенок, который старается говорить тихо, но периодически об этом самом «тихо» забывает.
— Да не, вон уже просыпается.
— А я тебе говорю, что дрыхнет.
— Уже не сплю. Потому как вы, два мелких некроманта, способны даже столетний скелет поднять.
Тим и Том дружно хихикнули, польщенные комплиментом, а потом, на манер двух снарядов, десантировались на мой топчан.
Постелетрясение было недолгим, но выбило из меня остатки сна. А эти два партизана, уставившись на меня пытливыми взглядами, хором потребовали:
— Рассказывай!
— А то мы применим пытки.
— Какие? — мне даже стало любопытно.
— Щекотку.
— У меня протухшая медуза в банке есть.
Начали они наперебой, чем заставили меня улыбнуться. И тут из-за занавески донеслось раскатистое:
— Проснулась? Иди завтракать.
Пацаны разом сникли, а я, шикнув на них, чтобы отвернулись, натянула платье и потопала в кухню на расправу. Меня не было почти двое суток. В прежние времена маменька, узнав о таком поведении, закатила бы форменную истерику с увещеваниями, что я позор рода, воспитанные леди себе такого никогда не позволяют и все в таком же духе. Родительница пренепременно предала бы меня анафеме и показательно слегла бы в постель с мигренью.
Фло была из другого теста, и чего ждать от хозяйки, я не могла даже предположить. Села за стол и передо мной тут же поставили чашку с взваром. Облепиха и мята. Потянулась за напитком, отчего манжета на платье съехала, оголив запястье.
