А провожатый, словно вторя моим мыслям, отряхнув руки, произнес.
— Так что, Шен, произошедшее еще раз подтверждает, что, за каждым нервным тиком скрывается увлекательное приключение чьей-то задницы.
Я лишь хмыкнула: следуя логике Клима, я и вовсе непрестанно должна трястись в эпилептическом припадке.
— Пошли уже, педагог и судебник, — я мотнула головой. — Тут уже недалеко.
Провожатый, не будь дурак, согласился. Уже на пороге дома Фло, когда Клим галантно придержал мне дверь, спросила:
— А сам как доберешься?
На что парень скривился:
— Ты, думаешь, это первые мальчики в моей биографии? Да на гонках таких — пачки.
— И что, всех воспитывал? — я не удержалась от любопытства.
— Обычно — нет. Но сегодня не удержался. Надо же было показать нашу семью в выгодном свете.
С этими словами он развернулся, и беззаботно насвистывая, пошел прочь. Я лишь покачала головой: мальчишка.
Зато кухня встретила меня предпраздничной суетой. Едва я зашла, переоделась в каморке и умылась в мыльне, что в конце коридора, как мой желудок громогласно заурчал. Своей руладой он старательно напомнил, что завтрак был слишком скудный, а обед и вовсе, отсутствовал в сегодняшнем моем расписании, как совесть у Тэда.
Вспомнила о ловце и запнулась. К бешеному осьминогу его, эту сволочь, заразу, паразита… Злость превратила чувство голода в дикое желание здоровой еды. До жути захотелось урвать здоровенный кусок мяса.
Марлен услышала серенаду моих кишок и протянула бутерброд. Пища была хоть и не сильно «здоровой», но я, поблагодарив за еду, споро принялась жевать. В какую-то минуту хлеб и сыр были принесены в жертву бокам. Увы, мои тощие ребра навряд ли стали от этого подношения хотя бы на дюйм пухлее…
Зато мир показался мне чуть добрее, светлее и радостнее, а я наконец-то распробовала вкус взвара. Моего любимого, кстати, мятно-облепихового.
— А теперь, когда ты поела, давай, помогай, — Фло была в своем репертуаре.
Старуха стояла, помешивая половником суп с треской.
Как оказалось, в день Золотых листьев едят именно его. Близнецы споро заворачивали в сушеные листья водорослей отваренную чечевицу с кусочками соленого осьминога, а в духовке томился яблочный штрудель.
Марлен же, закончив чистить морковку и кинув на стол нож, поднялась:
— Вся, Фло, я побежала. Сегодня в кабаре будет аншлаг. Канун праздника, все хотят развлечься.
Я, вспомнив, что не так далеко отсюда двое матросов уже «развлеклись», предостерегла блондинку:
— Ты поосторожнее там, на улицах сегодня…
— Знаю, отмахнулась танцовщица, — в такие вечера за нами из кабаре охранников присылают, чтобы и на работу проводил, и обратно. — красотка лишь хмыкнула и гордо задрала нос.
— Ой, погремушка, иди уже давай, — Фло уперла руки в бока, выпустив половник в свободное плавание по чану. Потом правда спохватилась, и на долю Марлен, отвлекшей повариху от важного дела, полетела двойная доля «похвалы», но блондинка уже была такова.
Фло, оценивающе поглядела на меня, не иначе вспомнила о моих кулинарных талантах и… В общем, весь вечер Тим и том учили меня делать «правильные», как они утверждали, закрутки. А потом сорванцы достали их каморки целый мешок, набитый желтыми осенними листьями и мы допоздна мастерили венки и украшали ими коридор и двери.
Под конец я валилась с ног от усталости, но близнецы оказались неумолимы. Добралась до постели я уже в состоянии сомнамбулы и тут же провалилась в сон.
Утро встретило меня радостными воплями малышни:
— Шенни, вставай, вставай! К тебе гость пришел. Взаправдашний маг! Он сейчас с ба на кухне чай пьет.
Я вылетела из постели. Цыкнула на близнецов, чтобы вышли и дали мне переодеться, а потом быстро и чуть нервно начала собираться. Тщательно расчесала волосы, несколько раз проверила хорошо ли сидит платье. Была мечта еще умыться, но видимо, не судьба.
Когда я вошла в кухню, Зак встал, оборвав разговор.
— Счастливого утра и доброго года, — с этими словами он протянул мне маленькую коробочку.
Краем глаза я заметила, что точно такая же стоит перед Фло, и уже смелее открыла крышку. Под нею обнаружился пряник, имбирный, расписанный не хуже иной открытки и свежий. Это чувствовалось по одурманивающему аромату сдобы.
— Надеюсь, у тебя на сегодня нет никаких планов? — уточнил Зак.
— Совершенно, — отчего-то улыбка так и растягивала мои губы, помимо воли.
— Тогда я жду тебя на улице, — и, обернувшись к хозяйке, гость добавил: — Мое почтение, госпожа Фло.
Старуха кокетливо стрельнула в Зака глазками, сощурила морщинистое лицо, и с достоинством аристократки ответила:
— И вам всего доброго, сэр Закриан.
Едва он ушел, Фло перевела на мнея внимательный, мудрый взгляд:
— Вот этот твой выбор одобряю. Поговорила я с ним. Он будет хорошей парой. Но что самое главное — любит тебя. В паре именно мужчина должен любить. Тогда он ради своей женщины океаны высушит.
— А женщина, разве и она не должна любить? — я слегка растерялась от речи старухи.
— Может, но лучше не стоит. А вот позволять себя любить — да. На этом и стоят самые прочные и долговечные союзы. Обоюдная же страсть — из нее толком ничего не выходит.
Слова старухи заставили меня задуматься. Умывалась я уже не столь окрыленная предчувствием чуда, но когда спустилась на крыльцо, где ждал меня Зак, решила, что сегодня стоит отбросить все мысли в сторону и наслаждаться этим ясным днем, в воздухе которого чувствовался легкий еще не морозец, но по-осеннему прохладный дух.
Я куталась в подаренную шаль, Зак рассказывал смешные истории, от которых хотелось смеяться. Мы так и доплыли до столицы: держась за руки и разговаривая о ерунде. Потом были булочки с корицей на завтрак в уютном кафе, прогулка по пестрому, праздничному городу, шумный осенний базар с наливными яблоками, которые хрустели особенно, по-осеннему сочно. Выступление бродячей труппы иллюзионистов и парк с золотыми кленами. Именно под кроной одного из них мы и остановились.
Над головою шелестели желтые листья, руки Зака нежно обнимали меня за талию, а он наклонился ко мне. Не требуя, не прося, а даря. Поцелуй окутывал, погружал, манил. Его пальцы зарылись в мои волосы, перебирая пряди, лаская, сводя с ума. Я кожей ощущала, что за этой нежностью стоит мужская твердость, настойчивость сила. Не давящая, но призывающая покориться.
Я сдалась, сдалась на милость победителя. Мое тело сказало об этом без слов: предательской дрожью, мнящим запахом, предвкушением, которое он ощутил, казалось подушечками пальцев.
Зак оторвался с видимым трудом, обнял мое лицо ладонями, как драгоценную чашу, и заглянул в глаза. Не знаю, что он хотел там увидеть. Я же лишь ощутила, как губы припухли от поцелуев.
