Наши сердца стучали часто-часто, близко-близко, а вокруг начали зажигаться фонари. Легкий осенний ветер вальсировал листьями кленов.
— Шенни, а ты знаешь, что в этот день целоваться под золотыми кленами опасно для судьбы?
— О чем ты?
— О том, что по старинному преданию именно под этим деревом осенью объявляли о помолвке, играли свадьбы… — Зак на мгновение замолчал и добавил: — И сейчас не на показ, и не в силу стечения обстоятельств я спрошу тебя, Шенни Брайен, выйдешь ли ты за меня замуж.
Я сглотнула. Зак. Настойчивый, упорный, добивающийся поставленной цели.
— Думаю, нам уже пора? — то ли спросила, то ли уточнила я, но что точно — так это струсила.
Он ничего не ответил, лишь крепче обнял, а потом мы действительно пошли дальше по аллее. Нам улыбались звезды, лиловая луна, окна, фонари. Мы молчали. Напряженно, натягивая нервы друг друга не хуже гитарных струн.
В этом вечере, до этого его вопроса было прекрасно все. Но Зак считал меня своей девушкой и не подозревал, что я официально — еще мисс Элгрис. Поэтому я все замедляла шаг, а под конец аллеи и вовсе остановилась. Как бы мне не хотелось оттянуть момент, но именно сейчас поняла: лучше испорчу вечер, чем он узнает все послезавтра из газет. Ведь вездесущие журналисты наверняка разнюхают сенсацию, едва Грегу выдвинут обвинение. Но все же я была благодарна судьбе за этот день, за отсрочку, за время, чтобы подготовиться.
— Скажи, как бы ты поступил. Если бы узнал, что я — это не совсем я.
— О чем ты? — не понял Зак. Его хмурое лицо стало резки, проступи желваки, побелели скулы.
Я, собрав в себе все силы, сжала кулаки и решительно произнесла, словно боясь, что в любой миг могу передумать:
— Мое настоящее имя Хлоя Элгрис.
Если бы я сейчас отрастила крылья с клыками и попыталась укусить его в шею, Зак удивлялся бы меньше.
— Ты Хло? Та самая Хло, которая бегала в испачканном розовом платьице, подкидывала боннам в постель дождевых червей и лазала по грушам? Та Хло, у могилы которой я стоял на следующий день после похорон?
Он неверяще схватил меня за плечи и начал вглядываться в мое лицо, словно увидел впервые. Я лишь нашла силы прошептать враз онемевшими губами:
— Прости…
По щекам покатились слезы. Беззвучные. А внутри рождалась боль, которая грозила разорвать, смять уничтожить. Я уже представила, как Зак отстраняется. Как в его глазах я из любимой превращаюсь в предательницу, как он разворачивается и уходит. Боясь этого самого момента, я затараторила. Откуда только силы и голос взялись? Захлебывалась словами, рассказывая о Греге, о взрыве магомобиля, о том, как попала к Фло … Зак слушал внимательно, не перебивая.
Я выдохлась быстро. Едва дошла до того момента, как впервые проявился мой дар. Отчего-то дальше говорить совершенно не хотелось. Слова оборвались так же резко, как и сорвались с моего языка. Я ощутила, словно из меня враз выкачали весь воздух.
Ощутив себя преступником, которому сейчас должны озвучить приговор, даже зажмурилась. Боялась. Вот сейчас открою глаза и увижу удаляющуюся прямую спину.
Тем неожиданнее стало то, что Зак буквально схватил меня в охапку и крепко прижал к себе, покрывая поцелуями макушку, лоб, уши, щеки.
— Мне не важно, Шенни ты или Хлоя. Я полюбил тебя не за имя, а за тебя саму.
Он поцеловал. На этот раз не нежно, а твердо, уверенно, словно утверждаясь, что я — это я. Замерла, а Зак, будто прислушался, и спустя миг прикусил мою губу, потом лизнул, пробуя на вкус, и медленно, наслаждаясь каждым мгновением, проник языком в мой рот, трогая, лаская, завоевывая. Его губы. Нежные, твердые. Его руки, надежные крепкие. Он сам, как скала, что укроет меня от любого шторма.
Отстранившись, Зак спросил:
— Ты разведешься со своим мужем?
Я кивнула и, прижавшись щекой к его груди, пояснила.
— Да. Я написала заявление. Его должны привлечь к суду. В этом случае развод не требует согласия обеих сторон.
— Ты поэтому не ответила на мой вопрос там, под кленом?
Лишь улыбнулась. Зак был из тех, кто добивается своей цели. Не натиском грубой силы, но настойчиво, по-мужски. Я поняла, что он повторит свой главный вопрос не раз, пусть и в иной формулировке.
— Да, — ответила коротко и почувствовала, как под рубашкой, там, в груди, его сердце пропустило удар.
— Да? — в его голосе сквозили удивление и затаенная радость. Счастье, в которое боишься поверить.
— Да, я согласная стать мисс Дарк, как только получу развод.
Задрала голову и встретилась с его взглядом, полным нежности, счастья и любви. А потом сильные руки подхватили меня и закружили. По аллее разнесся смех.
ГЛАВА 9
Тэд.
В босоногой юности Тэд любил день Золотых листьев. Полно праздных гуляк, что не следят за своими кошельками, опять же полисмены не столь бдительны. В праздничной суматохе он состригал куш, какого и за пару месяцев не общипать. А потом, в Оплоте, день излома осени ловец возненавидел. Словно в пику народным гуляниям именно на эту дату назначали экзамен, и холодные воды навсегда смыкались над головами сотен кадетов. Не весной, как во всех академиях и школах, а именно осенью из стен Оплота выходили молодые ловцы. И в отделениях Оплота по всей империи именно эта дата в календаре считалась поминальной.
Вот и сегодня с самого утра Тэду было муторно. Тянул шов, который, по словам лекаря, уже отлично зарубцевался. Еще чуть магии — и вовсе останется лишь багровая полоса. Тэд ворочался в постели ужом, в обед не выдержал и начал мерить палату шагами.
Едва в целильне, вывернув карманы брюк, узнали, что оперировали не кого-нибудь, а ловца, сразу же пациента отвезли в отдельную палату, пусть не шикарную, но чистую и опрятную, в которой прооперированный сейчас наматывал уже вторую милю босиком по полу.
Когда сестра милосердия зашла и увидела такой произвол: больной встал с постели и самоуправствует — то едва не выронила поднос. Она уже было хотела учинить разнос, но, напоровшись на хмурый взгляд ловца, решила промолчать. Все же с этой братией спорить — себе дороже. А если у пациента свербит так, что лежать не может — это не ее дело.
С такими мыслями сестра поставила поднос на столик и удалилась.
А Тэд, глядя на тарелку ухи, все никак не мог понять, отчего же под его кожей словно поселились древоточцы. Все раздражало. Хотелось запустить этот безднов в суп в стену, разбить.
Он упал на кровать, закрыв глаза и усилием воли заставляя себя успокоиться. Наконец понял, что его неумолимо тянет к ней, к этой пигалице. Влечет настолько, что он сейчас готов сорваться. Шагнуть в лабиринт, поймать ее след, найти, обнять, прижать и до одури зацеловать.
— Бред, — выдохнул он стенам.
