Она жила на Кутузовском, а ее старшая замужняя сестра — в Подольске. В тот октябрьский дождливый день (это была суббота) ее родители отсутствовали, так как их пригласили к себе знакомые на семейное торжество. Катя объяснила, как пройти к ее дому, а также дала несколько ценных советов из практики «топтунов», то есть людей, способных вести слежку за кем-либо, оставаясь при этом незамеченными. Пользуясь ее наставлениями, Асташев оказался в ее квартире, обстановка которой произвела на него известное впечатление. Катя угостила его настоящим мартелем из папиных запасов (честно говоря, тогда он попробовал его первый раз в жизни), затем показала свою комнату. Диван-кровать, письменный стол «а ля ампир», книжный шкаф, заполненный книгами, дорогой ковер на полу — все это подействовало на него размягчающе после убогой комнатушки в общаге, с обоями времен «застоя» и сеткой трещин в потолке. На стене он увидел репродукцию Гогена, кажется, она называлась… «А… ты ревнуешь?..» Нагие тела, обожженные тихоокеанским солнцем, песок, коричневые груди таитянки… дохристианский мир, полный красок жизни, потомки лемурийцев, ощущение чего-то первобытного, далекого, загадочного…
— Гоген жил в сумасшедшем мире, — сказала Катя, проследив взгляд Асташева.
— Ты так думаешь? — с сомнением спросил он, продолжая рассматривать картину.
— А как же иначе? — усмехнулась Катя. — Он хотел исчезнуть, убежать, и все это — лишь подтверждение моим словам.
— Думаешь, бегство всегда означает страх? — он посмотрел на нее. Он не хотел спорить с ней, элитарный круг ее друзей существовал совсем по другим принципам, нежели тот, где вращался он. Катины друзья любили готовые рецепты, и много позже, общаясь с ними, он лишь убеждался в своей правоте первоначального мнения о них. В тот вечер, говоря по чести, Асташев совсем не хотел ввязываться в бесполезные прения по поводу культурологических ценностей. У него было другое настроение, когда он шел сюда, ни на что особо не надеясь, повинуясь какому-то смутному чувству неопределенности, которое всегда притягивало его…… И Катя, прочитав немой вопрос в его глазах, все сделала тонко, незаурядно, как опытная женщина, оставившая право выбора за собой…… Когда все произошло и она мягко торопила его, Асташев почти ничего не говорил, только пытался поймать ее взгляд, ускользающий, как будто скрытый завесой чего-то запретного и тем не менее близкого ему…
Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда Асташев добрался до лодочной станции. Еще сверху, спускаясь вниз, он отыскивал взглядом знакомую фигуру, но так и не нашел ее. Лодка покачивалась на своем месте, там, где вчера ее оставила Оксана. Подойдя к мосткам, Асташев остановился, оглядываясь вокруг. Привычная картинка, знакомая с детства, волновала его как и прежде. Полуобнаженные мужики разбирали моторы или копались в лодках, готовя рыбачьи снасти. Асташев сел на днище перевернутого старого баркаса и закурил. Торопиться ему было некуда. Что-то внутри подсказывало ему — девушка не могла наплевать на его просьбу и обязательно говорила с отцом. А раз так… Докуривая вторую сигарету, он услышал шаги за спиной, повернулся, увидев вчерашнего рыбака, отца Оксаны.
— Здорово, паря… — сказал рыбак, обходя баркас и присаживаясь рядом с Асташевым.
— Привет… Здравствуйте… — поправился было Асташев, не зная, как лучше обращаться к рыбаку: на «ты» или на «вы».
— Ну как оно? — рыбак прищурился, искоса взглянув на него.
— Да ничего, — ответил Асташев. — Все нормально.
— Я вчера не смог. Ты извини.
Рыбак потер жилистые мускулистые руки, тяжело вздохнув. Одет он был в простенькую безрукавку и старые джинсы. На ногах — кроссовки.
— Бывает, — миролюбиво заметил Асташев, взглянув на реку. От прошедшего катера побежали волны, мостки и лодки закачались.
— Ругался, наверное?
— Да нет, — Асташев покачал головой. — Чего ругаться? Если что и вышло, так я и сам тому…
— Слушай, командир… — рыбак сплюнул, посмотрев себе под ноги. — Оксанка сказала, что ты на рыбалку хочешь смотаться?
— Не то чтобы на рыбалку. Просто с ночевкой.
— Ну, ночевка с рыбалкой, как оно там…
— Можно и так, — согласился Асташев. — Это можно сделать?
— А чего же нельзя? Когда хочешь?
— Ну хоть завтра или, когда там, на днях, когда вам удобней.
— Мне без разницы. Могу хоть сейчас.
— Тогда завтра, в пятницу.
— Палатка есть?
— Само собой.
— Ладно, — рыбак положил руки на колени, задумчиво глядя на грязную собачонку, крутившуюся по берегу. — Ты один будешь?
— Да.
— А если утонешь?
— Постараюсь без этого.
— Значит, так. Давай завтра прямо с утра, я жду тебя здесь. Идет?
— Разумеется, — кивнул Асташев, доставая пачку «Кэмела».
Вытряхнув сигаретку в ладонь, предложил и рыбаку. Но тот скривился, качнув головой, морщины на лице резко обозначились.
— Нет, я только «Приму» курю… — он помолчал, желваки на скулах набухли, глаза скосил к Асташеву. — Слышь, командир, здоровье поправить надо бы?.. Ты как?
— Да… — Асташев растянул губы в усмешке. — Деньги есть, но до магазина бежать далеко…
— Зачем до магазина? — осклабился повеселевший рыбак. — Мы счас, мигом, одна нога здесь, другая… давай бабки…
— Полтинник хватит? — спросил Асташев, вытаскивая из кармана несколько смятых купюр.
— А то.?.. — рыбак забрал у него пятьдесят рублей и встал с баркаса. — Ты посиди тут, пять секунд, командир… здесь рядом…
Рыбак исчез, как сквозь землю провалился, Асташеву оставалось только поверить ему на слово. Но сегодня — не вчера. Рыбак на нем увяз, значит, теперь пропадать надолго не будет, выгоды нет. На безденежье щедрого клиента терять — себе дороже.
Докурив сигарету, Асташев несколько минут сидел неподвижно, глядя на реку, на людей на берегу, занятых своими насущными делами. Картинка из детства как будто оживала перед ним, зримо, ярко, волнующе. И все же во всем этом вращении жизни, столь знакомом ему, чего-то не хватало. Что-то безвозвратно ушло, исчезло без следа, а то, что еще осталось, носило на себе печать тщетной суеты…
Рыбак появился внезапно, ступая бесшумно, как зверь, держа в руке целлофановый пакет с надписью «Мальборо». Подмигнув Асташеву, рыбак присел на баркас, опустив пакет к ногам.
— Самопал? — спросил Асташев, с подозрением взглянув на пакет. Само собой, за столь короткий срок рыбак мог найти здесь только паленой водки у какого-нибудь предприимчивого мужичка, имевшего доступ к дешевому спирту.
— Зачем? — ухмыльнулся рыбак и полез в пакет, доставая оттуда бутылку портвейна и половинку хлебной сайки. — У Лобана здесь… — он махнул рукой на соседнюю стоянку, расположенную в ста пятидесяти метрах ниже по течению. — Винища полно… у него жена в магазине работает… Он затаривает сразу ящиками и водку, и портяшу… Я мог и водяры взять, но я видел, что ты давеча с собой прихватил… Любишь красненькое?
