— Ничего не надо. Все уже делают.
— Ты одна здесь?
— Да. Но Надька скоро может прийти…
— У вас больше никого нет?
— Есть… Завтра придут… Все завтра… — повторяла она безразличным голосом.
— Я пойду? — тихо спросил Асташев.
— Да чего ты?.. — она повела глазами. — Сиди… Теперь ничего уже не сделаешь.
В дверь постучали.
— Да? — отозвалась Оксана. — Кто там?
В кухню вошла старушка-соседка. Быстро оглядев их обоих, как бы боясь пропустить что-то, обратилась к Оксане:
— Пришла уже, Оксана?
— Пришла, пришла… — с едва уловимым раздражением в голосе ответила Оксана. — Вы чего хотели, Настасья Федоровна?
— Да я вот посмотреть, не надо ли чего помочь? А молодой человек у меня сидел, дожидался.
— Да, да.
— Ну как, еще ничего неизвестно?
— Его нашли, Настасья Федоровна. Все. Увезли. Завтра в два часа… — повторяла Оксана как твердо заученный урок.
Старушка перекрестилась и продолжала стоять, ожидая, как видно, еще чего-то. Некоторое время все молчали.
— А я на молодого человека подумала, что он из милиции, — наконец сказала старушка. — Помнишь, Оксана, когда-й-то такой же вот приходил?
— Да, да, — кивала Оксана, не зная, как ей отвязаться от старушки.
Асташев чувствовал, что любопытство старушки сильнее любого несчастья. Пробить эту стену — себе дороже.
А во дворе тем временем какой-то мужичок ходил. Асташев приметил его в окно. Мужичок среднего роста, сутулый, бледный, волосики черные, жидкие, причесаны как у школьника. Мужичок к окну подошел и глянул без всякой неловкости. Руки к вискам приставил, чтобы лучше видно было. Асташев напрягся, возникло мгновенное желание выбежать во двор и поставить наглого незнакомца на место.
— Алексей! — вдруг тоненько вскрикнула старушка. — Алексей, я тут, тут… Сейчас выйду, — оглянувшись на Оксану, кивнула медленно, со значением. — Я пойду, значит, Оксана, если чего надо будет, ты заходи.
Старушка скрылась за дверью. Асташев вопросительно посмотрел на девушку.
— Это родственник ее… — с плохо скрываемой неприязнью пояснила Оксана. — Ходил все к отцу, нашу половину дома ему продать… Прилипчивый, как муха.
Асташев понимающе кивнул. Он уже слышал об этом. Отец свою половину ни в какую продавать не хотел. А как будет теперь? Чувствовал Асташев, что именно в этом кроется корень вражды Оксаны и жены ее отца. Вдвоем, после смерти дяди Славы им здесь не ужиться, это точно.
— И много давал? — спросил Асташев без интереса, просто с тем, чтобы заполнить паузу.
— Какой много? В одном кармане унести, — усмехнулась Оксана, думая о чем-то своем. — К Надьке теперь побежит. Она его не упустит.
— Как же ты теперь с ней будешь?
— Как буду? — Оксана подняла на него глаза, в которых отразилась затаенная боль от жизни, боль, замаскированная под безразличие и пренебрежение. — Да никак не буду. Чего думать об этом, Сережа?..
В том, как она это сказала, было что-то новое для него. Ощущение мгновенной нежности подступило к горлу. Но он в окно глянул, справляясь с эмоциями. Хотелось что-то сказать, что-то сделать, но он не знал — что и как? Смерть дяди Славы, нелепая, внезапная, в самом начале их знакомства, как-то перевернула все с ног на голову, и задумки прежние вроде как теперь не к месту, и вообще… Асташев повернул голову, увидев, что Оксана как и раньше на него смотрит не отрываясь, и понял вдруг он, что ей все известно, женское чутье подсказывает. Он протянул руку, и она ее не отклонила, неуловимым, слепым движением подтягивая его к себе. Он обнял ее, чувствуя биение ее сердца, а дальше уже не помнит четко — как будто нырнул с моста в глубокую речку…
На похороны собралось много народа. Асташев замешался в толпе, глазами ощупывая чуть не каждого, словно искал кого-то, кто непременно должен тут быть. Приятели дяди Славы, самые заметные из всех, чуть пьяненькие с утра, привлекали к себе внимание какой-то упорядоченной суетой. Среди них Асташев узнал и того, с кудрявым Ильичем на груди. Тот, пожалуй, был пьянее остальных, бродил по двору, заходил в дом и тут же выходил. Один раз Асташев и Надю успел разглядеть. Двигалась медленно, что-то говорила, но Асташев понял, что она тоже сильно пьяна, держится по привычке. Гроб с телом покойного вынесли из дома, пронесли на плечах через всю улицу к асфальтированной дороге. В толпе никто не плакал. Старушки платками утирали сухие глаза. Тишину внезапно нарушил истошный женский крик. Надя забилась в истерике, и больших трудов окружавшим ее людям стоило успокоить ее. Гроб внесли в маленький автобус, куда сели вся родня и друзья дяди Славы. Был еще и второй автобус. Асташев видел, как Оксана села в первый. Значит, ему надо садиться во второй. Кто-то сзади толкнул его в плечо. Он оглянулся, увидев мужика с Ильичем на груди, держащего в руке бутылку водки.
— Давай замахнем, земляк?.. — Из кармана штанов мужик достал стопку и плеснул туда водки, разливая ее на дорогу.
— Давай… — согласился Асташев, понимая, что отказываться нет смысла. Выпить сегодня все равно придется. Раньше или позже…
Замахнув стопку, Асташев поморщился, мельком разглядывая мужика. Как его, бишь, зовут? Сева, что ли?..
— Закусить нечем, извини, земляк… — Сева налил себе водки, поставил бутылку у ног, опрокинул стопку. Кадык заходил под щетиной. Утирая рот, уставился в Асташева, как в икону. — Еще по одной?..
— Ехать надо… — Асташев кивнул на автобус, заполнявшийся людьми.
Кто-то крикнул из толпы:
— Сева!
Он обернулся, глазами разыскивая человека, искавшего его. Воспользовавшись паузой, Асташев быстро поднялся по ступенькам в салон автобуса. Свободных мест уже не было. У дяди Славы оказалось много друзей и знакомых. Дорога заняла минут двадцать. Когда приехали на кладбище, Асташев почувствовал облегчение. Поездка в автобусе изрядно утомила. Здесь сидели люди, собравшиеся на даровую выпивку, несколько человек вообще были похожи на бомжей, такой испитой, оборванный был у них вид. Смерть — только повод, возможность заполнить пустоту еще одного дня. На кладбище Асташев вновь стал приглядываться к собравшимся, как будто действительно искал кого-то. И в лицах находил что-то знакомое, только посыпанное пеплом прошлого. Может, это и было тем самым, что он искал?
Один раз он встретился глазами с Оксаной. Та смотрела на него и в то же время вроде и куда-то рядом с ним, как если бы он вдруг стал невидимым. Надя опять кричала, Оксана стояла молча, ни с кем не говоря. Когда стали прощаться с покойным, Оксана поцеловала отца в губы и отошла, оглянувшись. На этот раз она смотрела на Асташева и только на него. Он почувствовал укол незнакомого ранее ощущения. И понял, что с этим он будет дальше жить.
Надя прощаться не хотела, кричала сильно, расталкивая окружавших ее людей.
