Кажется, — проходит вечность, пока я все так же, уже бессмысленно слоняюсь вдоль стен, уже даже и не надеясь что-то отыскать, — просто не могу сидеть и ждать.
Звуки снаружи стихли, — или у меня что-то выключилось, и я больше их просто не воспринимаю?
Свет полоснул по глазам, — дверь распахнулась настежь и тут же закрылась.
На этот раз я очень отчетливо расслышала, как в замке провернулся ключ, как щелкнул замок.
Я рассмотрела его не сразу, все еще ослепшая, слепо моргая.
А когда рассмотрела, захотелось снова не видеть.
С ободранной кожей.
В крови, стекающей с плеча и залившей бедро.
С бешенством, — настоящим, неподдельным бешенством в огромных черных глазах, которые, кажется, сейчас разрослись до пределов моей жизни и впитывали в себя мой ужас.
Рвано дыша, он приблизился ко мне в несколько шагов.
— На колени, — рявкнул, потянув за волосы вниз, заставляя меня упасть.
Резко рванул замок на штанах, — и тут же мне в лицо уперся его возбужденный, обжигающе-горячий, огромный член.
— Не надо, — я почти заскулила, панически мотая головой из стороны в сторону.
— Просто заткнись и открой пошире рот, — он легко зафиксировал мою голову и, надавив на скулы стальной хваткой, таки заставил меня это сделать.
Нет так противно, как просто панически ужасно.
Широко распахнув глаза в немой мольбе, я вся затряслась от мерзости происходящего.
Но ему, кажется, было все равно, — наоборот, дыхание стало только более тяжелым и рваным, глаза почернели, лицо застыло в каком-то жутком оскале напряженного возбуждения.
Может, — он просто из тех, кому нравятся страдания, нравится брать женщин вот так, — силой, через протест, через слезы и боль?
Или мое сопротивление только распаляет его?
Резким толчком его огромный, невозможно большой член проник внутрь, заполняя меня до горла, — до судорожных спазмов.
Я снова дернулась, но тяжелая рука прижала мой затылок, вдалбливаясь еще резче, еще сильнее.
Во рту и в горле все обожгло. Я захлебывалась и задыхалась, тряслась и задыхалась снова, пока он вдалбливался в меня, будто поршнем, раздирая, перекрывая кислород, — до тех пор, пока в глазах не темнело от нехватки кислорода, — и тогда он слегка отстранялся, давая мне легкую передышку, — но ненадолго, снова начиная проталкиваться в самую глотку, — жадными, рваными, такими жесткими толчками, как будто действительно собирался разодрать меня, проткнуть мне горло, задушить своим огромным членом.
«Это закончится» — твердила я себе, чтобы окончательно не сойти с ума. «Не может же он делать это вечно. Это должно закончится очень быстро».
Теперь он уже не обращал внимания на то, что я задыхаюсь, — толчки усилились, стали быстрее, хватка на моих волосах — настолько сильной, что, кажется, отсюда я выйду без волос, — если выйду вообще.
Наконец он глухо зарычал и вышел из меня, изливаясь горячими струями прямо на лицо.
Пытка закончилась, — а я все не могла ни отдышаться, ни перестать дрожать.
— Вытрись, — он отпустил мои волосы, и я повалилась всем телом на ледяной каменный пол, который теперь, кажется, обжигал меня насквозь. Все еще судорожно ловя ртом воздух.
Испоганенным этим монстром ртом, который даже не успел узнать настоящего поцелуя.
А ведь у меня там, в нормальной жизни, которая кажется теперь невыносимо далекой, был парень…
Были первые цветы и первые свидания…
И я с таким волнением ждала того самого первого поцелуя!
И того, что последует за ним!
О, Боже!
Ничего теперь не будет, — понимаю, глядя в черные, страшные, совсем нечеловеческие глаза.
Не будет той, прежней жизни, в которой прошлое мне хотелось забыть, как страшный сон.
Будет теперь только этот вот кошмар, и он, мой мучитель, — до тех пор, пока не уничтожит, не растопчет, не растерзает окончательно, и…
И все. Вся моя жизнь, вместе с планами и мечтами на этом закончится…
Сверху на меня полетела пачка салфеток, и я тихо заскулила, обтирая лицо, чувствуя, как в горле все саднит так, будто меня там били кулаками изнутри.
— и он снова схватил меня за волосы и поволок к мешкам, сваленным в дальнем углу.
Бросил на них, и сам повалился рядом, снова тяжело задышав.
Неужели? Опять? Неееет! Волны паники ошпарили меня с новой силой.
Но вскоре раздался храп, и я поняла — он просто отрубился.
Видимо, сказалось ранение и усталость.
Проведя рукой по бедру, нащупала липкую кровь.
Она так и не перестала сочиться, и, возможно, ранение на самом деле довольно серьезное.
Есть ли у меня шанс, что он от него загнется? Или истечет кровью?
Наверное, нет. Такие, как он, должны разбираться в ранах, — и, значит, было бы это по-настоящему серьезно, он бы отправился за помощью, а не пришел бы меня насиловать.
Так что это, быть может, мой последний и единственный шанс!
Провела ногтями по израненному бедру, — такое прикосновение он должен ощутить, если спит не слишком крепко, — но нет, мой мучитель даже не дернулся, только коротко фыркнул сквозь сон — и захрапел снова.
Выдохнула, стараясь дышать совершенно бесшумно, и потянулась к его штанам.
Вот он, — заветный ключ от моей свободы!
Неужели так просто?
Даже губу закусила, чтобы не выкрикнуть от радости!
Но расслабляться нельзя, совершенно! Один неверный жест, — и кто знает, каким кошмаром все это закончится?
Осторожно, стараясь не издать ни единого шороха, я очень медленно начинаю отступать в двери, через каждый шаг оглядываясь на монстра.
Нет. Даже не шевелится. Может, и правда его серьезно подстрелили, и он вовсе не спит, а без сознания?
Но к таким, как он, — сожалений нет и быть не может! Так что, если он до смерти истечет тут кровью, — это не мое дело. Не мое, — и точка!
Проворачиваю судорожно дрожащими пальцами ключ, — все еще не веря, все еще ожидая подвоха.
Но все на удивление проходит благополучно, — выдыхаю второй раз, дернувшись, когда замок начинает предательски скрипеть, — вот будто по венам этот скрип визгом, — и отмираю, понимая, что он все так же не шевелится. Главное только не хлопнуть со всего размаху дверью, — понимаю, уже почти оказываясь на свободе…
Выскальзываю наружу, изо всех сил стараясь не торопиться, — прикрыть дверь как можно тише, как можно спокойнее, — и замираю. Прямо выбивает дух.
Потому что передо мной, — лишь маленький клочок песка, заваленный камнями. А дальше, уже через несколько шагов, — обрыв. И бушующее, злое море, бьющееся о скалу в каком-то яростном бешенстве.
