Неизвестность, непонятность – куда хуже любой, пусть даже
плохой, даже пугающей, но определенности. А если тебе понятно, что все дело в
«здоровье», то и слава богу. Остается только свыкнуться с мыслью, что ты
«неизлечимо болен» и жить с этой своей «болезнью» долго и мучительно. А если
врачи скажут, что все у нас «в полном порядке», мы им просто не поверим, ведь
бывает же, что они ошибаются. А что если это как раз тот случай? Так что даже
не пытайтесь нас разубедить, нам ваших доводов не нужно, нам нужна
определенность. Невротический конфликт, тем более подсознательный, – дело
темное, а вот идея болезни – мысль даже блестящая!
Да и на все теперь можно наплевать после того, как у тебя
такая «болезнь» обнаружилась – и на свои «хочу», и на свои «не хочу», и на
«возможности», и на их отсутствие. Гори оно все синем пламенем! Я болен!
«Чик-чирик, я в домике!». Да вот только постепенно становится хуже, ведь
повторение, как известно, мать учения, а «учение» здесь – это условные
рефлексы, и потому разучиваются и тренируются у нас здесь не песни и не танцы,
а эти гнусные «патологические условные рефлексы», т.е. «приступы», «кризы»,
«атаки». Вот и живи теперь с этим...
Опыт – это просто название, которое мы даем нашим ошибкам.
Оскар Уайльд
И ведь ко всему этому постепенно действительно привыкаешь. С
какого-то времени ты даже перестаешь бояться своих приступов. Конечно, они тебе
не нравятся, но ведь они тебя и не убивают, а потому жить можно. Вместе с тем
невротический конфликт, лежащий здесь в основе всего, скрыт от сознания, и
оттого на душе вроде как стало легче. Хотя, конечно, этот успех весьма и весьма
относителен, и на душе все равно плохо, но теперь по другим причинам. В
конечном счете, мы ведь сами себя обманули... Ну да ладно, давайте на примере
во всем этом убедимся.
Моей пациентке – Светлане – 37 лет, она училась в свое время
на инженера, но, как говорится, не сложилось – сначала родился сын, потом у
мужа появилась работа в дальнем зарубежье, где для нее работы не нашлось.
Сейчас она живет в России и снова не трудится, но не потому, что нет для нее
работы, а потому, что она «не может» работать. Характер у нее сильный, даже в
чем-то стервозный (был таким, по крайней мере, до «болезни»), но поскольку сама
она человек хороший, этого и не заметно.
Она обратилась ко мне за помощью с жалобами на приступы
сердцебиения, затрудненного дыхания, повышения артериального давления (до 140/
90 мм рт. ст.), выраженной слабости, потливости и проч., сопровождающиеся
чувством страха. Все это дело возникло у нее четыре года назад на фоне «полного
благополучия». Домашняя ситуация и вправду выглядела идеальной: любимый муж,
серьезный и ответственный сын, хорошее материальное положение...
К моменту нашей встречи ее вегетососудистая дистония
достигла крайней степени выраженности, в течение полугода Светлана не покидала
квартиру и не могла находиться в ней одна. Она рассказала мне о своей болезни.
Я ее внимательно выслушал, а потом спросил: «А как с психологическим
состоянием?». «Да какое там психологическое состояние! – ответила
Светлана. – Разве с таким здоровьем будешь с головой дружить?! Конечно,
плохо».
Житейские драмы идут без репетиций.
Эмиль Кроткий
И вот классический пример подмены причины следствием!
Светлана действительно была уверена в том, что ее вздорное психологическое
состояние было обусловлено тревогой за здоровье. Хотя, как мы потом выяснили,
эта тревога была уже вторичной, а в основе всего лежал полноценный, хороший
такой, откормленный невротический конфликт между «хочу» и «должна».
Что же мы обнаружили? А обнаружили мы следующее – в течение
последних четырех с половиной лет муж Светланы «на фоне больших нагрузок на
работе и усталости» перестал выполнять свои супружеские обязанности, мотивируя
это развившейся у него импотенцией. Поначалу Светлана предпринимала попытки
лечить мужа у врачей и знахарей, однако лечение он всячески саботировал.
Светлана раздражалась, хотя эти свои эмоциональные реакции старательно
сдерживала. А как же, ведь она «достаточно хорошо воспитана»!
Вместе с тем Светлана была молодой и достаточно
привлекательной женщиной, после возвращения из-за границы «думала, что жизнь
только начинается». Финансовое положение семьи позволяло ей не работать, но
роль домохозяйки ее не устраивала: «Вот, ухаживаю за двумя мужиками! Старший
целый день на работе, а у младшего одни девицы на уме. А что поделаешь?.. Я бы
пошла работать, да все связи уже утрачены и профессия у меня неподходящая».
Неудивительно, что первый вегетативный приступ возник у
Светланы, раздраженной своим положением «домохозяйки», в продуктовом магазине.
Приступ сопровождался страхом, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание
или даже умрет. «Кое-как, на подкашивающихся ногах» она вышла из магазина и
поначалу боялась ходить именно в этот конкретный магазин, но потом этот страх
распространился на все общественные места.
Из-за психического напряжения, вызванного внутренним
конфликтом, и страха смерти, пережитого Светланой в том злосчастном магазине, у
нее стали возникать разнообразные вегетативные приступы, как со стороны
сердечно-сосудистой, так и желудочно-кишечной, а также мочеполовой системы. Она
обследовалась у многих врачей, и в том числе у кардиолога, который не объяснил
Светлане природу ее состояния, отвечал уклончиво и просил «не беспокоиться».
Все это очень насторожило Светлану, которая вспомнила свою подругу, которая умерла
внезапно, «от сердца», в возрасте 38 лет, хотя и обследовалась у врачей. Этот
кардиолог рекомендовал также принимать аспаркам и рибоксин, а в моменты
приступов – валидол, который принимала бабушка Светланы «перед смертью».
Результативность этого лечения, как мы уже можем
догадываться, была нулевой, что, разумеется, перепугало Светлану еще больше. В
конечном итоге из всей «палитры» вегетативной симптоматики у нее закрепились
только те расстройства, которые можно было именовать «сердечным приступом». Страх
за собственное здоровье и жизнь нарастал у Светланы от врача к врачу, которых
она прошла множество – гастроэнтерологов, пульманологов и проч.
Однако в своей «сердечной патологии» Светлана убедилась
окончательно после того как из всего, что было написано в заключении к одной из
электрокардиограмм, смогла прочитать лишь драматичное, по ее мнению, слово –
«микарда» (по всей видимости, «миокарда») и не менее пугающее – «блокада» (по
всей видимости, речь шла о «неполной блокаде правой ножки пучка Гисса»). Что
это за «блокада», мы уже с вами знаем. А «миокард» – это латинское название
сердечной мышцы, упоминание которой в заключении к любой электрокардиограмме
вполне естественно.
В этом мире только две трагедии: первая – не получить
желаемого, вторая – получить его. Последнее много хуже, последнее – настоящая
трагедия.
Оскар Уайльд
Но вернемся к психологическому состоянию Светланы. В
процессе наших занятий выяснилось, что на уровне сознания (здравого
рассуждения) она с сочувствием и пониманием относилась к «болезни» мужа, однако
продолжала ощущать выраженный дискомфорт и неудовлетворенность своим положением
«приживалки», будучи невостребованной как женщина.
