Мы вместе валимся на постель, так и продолжая вжиматься друг в друга, — Мира сдавила меня с не меньшей силой, обхватив обеими руками.
Дрожим и сказать ни слова невозможно.
Только два одуревших от счастья в конец пьяных взгляда.
И понимание, что мы таки будто по-настоящему слились сейчас в одно….
Глава 40
Мира.
Я боялась даже пошевелиться, — лишь бы не расплескать эту наполненность чувствами.
Мы занимались любовью всю ночь, — падали, обессиленные, после оргазма, — и тут же снова тянулись друг к другу.
И сейчас…
Сейчас — как будто внутри меня светится огромное солнце, — такое удивительное, такое состоящее все полностью из сплетений счастья, что даже хочется зажмуриться и обхватить себя руками, чтобы ни единого лучика его не выпустить, не потерять…
Мы так и не поговорили, — да и никакие слова не сказали бы больше, чем каждое наше прикосновение, каждый взгляд.
И слава Богу, что Антон, так же переполненный, так же распираемый всеми этими ощущениями, так и не задал мне вопросов, ответы на которые не дали бы нам прожить вот так счастливо эту ночь.
Все бы отдала, чтобы продлить еще хоть немножечко это счастье. За то, чтобы проснуться с ним рядом, чтобы он, еще сонный, притянул меня к себе.
Но…
Рассвет уже наступил, и, значит мне нужно подыматься. В запасе есть еще немного времени на то, чтобы якобы встретив рассвет за городом, доехать до дома.
Осторожно освобождаюсь от его рук, целуя его пальцы, просто проводя по ним губами.
Выскальзываю из-под его длинных ног, которыми Антон оплел меня, — как чувствовал, что удержать нужно крепче. Но… Не удержишь, — и это уже раздирает мне грудь.
Перестаю чувствовать на своей его кожу, его дыхание, — и уже чувство гулкой пустоты накатывает на меня.
Теперь она всегда будет со мной, я знаю, этого не изменить. Но… Зато у меня будет эта ночь. Которая навсегда останется внутри!
Как и в прошлый раз, у меня не хватает сил и смелости сказать Антону все в глаза.
«Прости меня, — черкаю на салфетке, которую нашла в кухне огрызком там же найденного карандаша. Больше ничего не будет. Не ищи со мной встреч, пожалуйста. Прощай.»
Оставляю записку на подушке рядом с его лицом, — она еще хранит мое собственное тепло, как тело — его запах.
Еле сдерживаюсь, чтоб не поцеловать на прощанье, — если Антон проснется, мне уже не удастся уйти, совсем, никогда… Но в этом случае… Вадим очень быстро перестанет играть в благородство, мне ли не знать.
Лишь провожу над его лицом рукой, почти соприкасаясь. Антон будто чувствует, — улыбается в ответ сквозь сон. И эту улыбку я запомню навечно.
Боли нет, — слишком я счастлива после этой ночи, этого дара, которого могло бы и не быть.
Тихонько одеваюсь и на цыпочках выскальзываю за дверь, обуваюсь уже на лестничной клетке и все равно спускаюсь вниз, как по стеклу, — как будто он может даже отсюда услышать меня и проснуться.
Заставляю себя не оборачиваться, чтобы посмотреть на его окна в последний раз. И просто медленно иду через парк. На другой конец. В другую жизнь.
Лена.
Никогда не видела Антона таким, — он будто с цепи сорвался!
Как одержимый снова и снова носился по залу, расталкивая танцующих, — благо, они ничего не поняли, наоборот, чуть не пищали от восторга, что могут его остановить и перекинуться парой фраз или даже просто прикоснуться.
Но я видела, как бешено горели его глаза, как он сжимал челюсти, как сидел после в подсобке, отказавшись ехать вместе со всеми нашими, — скрючившись так, как от сильной боли, вцепившись руками в волосы.
Как он шел домой, пошатываясь, будто пьяный, хотя ни грамма не выпил, даже обычные сто коньяка с Эдом.
И я ненавидела ее.
Ту, из-за которой он вот так способен беситься!
Неправильно, я знаю, я никогда в жизни никому зла не желала, — но это было выше моих сил!
Потому что… Он так на нее смотрел, — как никогда и ни на кого, как я даже мечтать не могла, что на меня когда-нибудь посмотрит! Да я даже не представляла, что он вообще способен быть вот таким!
Зато я впервые в жизни сегодня выпила.
По-настоящему, полный стакан виски.
Но это не помогло, — правду говорят, что когда внутри тебя буря, никакой алкоголь не берет, — так и я, ничего не почувствовала, даже жжения в горле, — совсем ничего.
Он даже и не заметил, что я еще оставалась в здании.
А я… Я просто не могла никуда идти.
Так и повалилась на стул, когда и Антон все-таки вышел, наверное, даже повторяя его позу скорченного эмбриона. Даже дышать было трудно, — грудь сдавило тисками.
А после даже не знаю, сколько времени добиралась до своей пустой одинокой квартиры, в которой меня никогда никто не ждал.
И не потому, что не было поклонников, — были. За мной ухаживали многие, — да и мужчин в шоу-бизнесе крутится, хоть отбавляй.
Но мне никто и никогда не был нужен. Никто, кроме него. Только он один.
Даже не пыталась ложиться, — все равно знала, что не уснуть.
Так и просидела всю ночь на кухне, а перед глазами — его пылающий взгляд, полный отчаяния от того, что она ушла.
Вот же идиотка, — как от него вообще можно уйти? Бессердечная стерва, — и за что именно Антону вот такая досталась? Почему именно ее полюбил? Да еще так…
Я решилась уже под утро.
Я знаю, как ему сейчас плохо, потому что у самой внутри то же самое.
Знаю.
И что не нужна я ему — тоже знаю.
Но…
Может, если я сейчас буду рядом, если смогу утешить, — то он обратит наконец на меня внимание?
Все равно эта фифа ничего хорошего ему не принесет, и рано или поздно он сможет оценить мою тихую любовь. Ведь я ради него на все способна! Даже терпеть его загулы и возвращения домой под утро, — лишь бы только ко мне, лишь бы возвращался!
Обомлела и замерла, когда увидела ее, спускающуюся из его квартиры.
Все-таки не ушла она, провела с ним ночь…
Но…
Разве не осталась бы, если бы у них все вышло так уж счастливо и безоблачно?
Сжав кулаки, я все-таки решительно направляюсь вперед.
— Мира! — Антон распахивает дверь, вылетая из нее сразу же, стоит мне только прикоснуться к кнопке звонка.
Взъерошенный, с тем же диким взглядом, что и вчера после выступления, жадно, тяжело дыша.
— Ты? — смотрит на меня, как на непонятную мошку. — Ты здесь зачем?
