Не то чтобы она считала, что это очень важно… Ведь она же была лучшей ученицей и безо всякого там… стыдно сказать. Но всё равно мысль о том, что у неё снова всё не как у всех, Кассандру пугала.
Она думала, что когда вступит в брак, дело войдёт в норму — ходили слухи, что желание оказаться вместе с мужчиной часто зависит от близости с ним, а у неё такой близости не было никогда. Но и в браке с Юргеном в её организме не изменилось ничего.
«В наше время никто не обращает внимания на непонятный зов», — убеждала она сама себя. И даже напоминала себе тут же фразу, брошенную Юргеном в их первую брачную ночь: «Эрике не требуются какие-то там Семнадцать Звёзд!». И всё же с каждой неделей Кассандра беспокоилась всё сильнее, а звезды все не выстраивались. А поскольку их не наблюдалось, не приходили и те странные желания, о которых шептались девочки и сухим менторским голосом рассказывали учителя на уроках биологии. Юрген оставался для Кассандры романтическим принцем из сказки, что так её и не полюбил, но никак не объектом сексуального вожделения или женской любви.
Когда же чудо наконец произошло — было это за пять дней до дня Восхождения Великой Звезды, и намечалось большое празднование с салютами и ночными песнопениями — Кассандра поняла, что ощущения её не напоминают те, о которых говорили девочки, ничуть. И даже мало похожи на те, что описаны в учебниках биологии.
Она не чувствовала ни трепета сердца, ни желания прогнуться в спине — только в первое же утро поняла, что её жажда увидеть Юргена невыносима. Кассандра хотела просто коснуться его, прижаться щекой к сильному плечу и тереться о супруга виском, пока тот не обнимет её и не погладит по спине.
На последней мысли Кассандре в самом деле захотелось прогнуться и сделать что-то ещё, но что — она толком не поняла.
С самого утра она ощущала себя так, будто с неё содрали кожу живьём — слова повара о том, что она сама должна была обеспечить закупку мяса к празднику, неожиданно обидели её до глубины души так, что Кесси чуть не расплакалась, чего не было с ней уже давным-давно — с тех пор, как она перестала общаться с Юргеном. Никто в доме не мог задеть её, но теперь вдруг стало казаться, что все они только и думают, как её уязвить. Она нуждалась в защитнике, и тихий голос в голове без конца нашептывал: «Юрген, Юрген, Юрген». Вот только другой, более твёрдый и знакомый, тут же напоминал, что Юрген защитником не был никогда, и оттого боль в груди становилась только сильней.
Всё, что позволила себе Кесси в первый день — это сесть у окна ближе к двенадцати часам и ждать, пока Юрген отправится на тренировку через двор. Когда же она увидела высокую мощную фигуру мужа, как обычно в шёлковой рубашке, чуть колыхавшейся на ветру, и светло-голубых джинсовых штанах, грамотно обтягивавших зад, у Кесси мучительно заныло одновременно в груди и внизу живота, и в то же время появилось желание кинуть что-нибудь тяжёлое в окно, а ещё лучше — в самого Юргена.
Кесси сжала кулаки и проследила за тем, как тот садится в аэромобиль. Боль стала такой сильной, что захотелось завыть, но Кесси позволила себе только негромкий писк.
— Ненавижу тебя, — прошептала она и почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза.
Она открыла свой дневник — очередную тетрадку — и описала свои чувства, надеясь, что это поможет, как и раньше, преодолеть все трудности и не даст ей совершить какую-нибудь глупость.
Перед сном её всё-таки скрутило, и она хотела было встать и побежать к покоям Юргена, наплевав на все обиды, но потом вспомнила кривую усмешку Эрики. Кесси действительно встала, проглотила две таблетки снотворного, вернулась в кровать, повернулась носом к стене и уснула.
На следующее утро Кассандра отправилась раздавать распоряжения относительно приближающегося праздника. Сосредоточиться удавалось с трудом, и мысли постоянно возвращались к обиде на Юргена, которому всегда было на неё наплевать. Кое-как закончив с приготовлениями, она вернулась к себе и замерла, обнаружив невиданную доселе картину — Юрген Розенкрейцер стоял посреди её спальни перед письменным столом и разглядывал что-то лежавшее на нём.
— Юрген, — пискнула Кесси, чувствуя, что голос последнее время её предаёт, но не в силах что-то сделать с собой. Сердце забилось бешено, явно намереваясь выскочить из груди, кровь зашумела в висках, и на нее мгновенно навалился весь тот букет ощущений, который описывали другие девушки — она прямо почувствовала, что ей необходимо прижаться к мужу, появилось стремление прогнуться и завыть и, главное, странное, непонятное желание того, чтобы этот, именно этот мужчина был внутри.
Юрген медленно повернулся и внимательно осмотрел ее. Явно своим опытным взглядом он что-то разглядел, потому что протянул:
— Оп-па… Неужели наш мышонок готов.
— Юрген… — Кассандра хотела возмутиться, но вместо этого получился какой-то действительно мышиный взвизг, да и внизу живота от сказанного мужем начало тянуть сильней.
Юрген аккуратно, плавными шагами дикой кошки подошёл к ней и остановился буквально в дюйме — так близко, что казалось, просто качнись он вперёд, и они бы слились в одно — и в то же время так далеко.
— Юрген… — прошептала Кесси ещё раз и закусила губу, чтобы не сказать больше ничего.
— Можешь меня попросить, я всегда готов помочь попавшей в непростое положение даме, — Юрген сделал двумя руками пошловатый жест, и бёдра его при этом качнулись вперёд, так что пах задел пах Кассандры, и та попросту заскулила. — Которая страдает так же, как ты.
Кассандра закусила губу и некоторое время тяжело дышала, стараясь привести мысли в порядок, но с каждым мгновением становилось только хуже, и в конце концов она сдалась:
— Пожалуйста, Юрген, помоги…
— Чем, малышка?
— Юрген! — всё равно получился только шёпот.
— Ладно, не будем требовать сразу всего, — Юрген сделал пару шагов назад и уселся на кровать. Склонил голову набок, разглядывая Кассандру с ног до головы. — Разденься, что ли. А то хоть убей — у меня на тебя не встаёт.
Тёмная волна обиды всколыхнулась у Кассандры в груди. Захотелось одновременно кричать, выть, ударить Юргена, броситься прочь и, спрятавшись у себя в спальне, расплакаться… Но жестокие Семнадцать Звезд не давали противиться, они словно шептали ей: «Сделай так, как он говорит, сделай…» Едва превозмогая этот жуткий зов, она пробормотала слабым голосом:
— Если ты, Юрген, в самом деле мой супруг, то сию минуту разденешь меня и уложишь в кровать… ради блага нашей с тобой семьи.
Юрген уставился на нее, словно хотел что-то сказать, но отказался и потянулся к крючкам на вороте платья.
***
Юрген был сам не свой с самой свадьбы. Эрика заметила это уже давно, но виду старалась не подавать.
Юргена то и дело «уносило». Он терял нить разговора, мог замолкнуть на полуфразе, уставиться в окно и какое-то время молчать.
Потом, правда, приходил в себя. Но чем чаще случались такие приступы, тем больше Эрике становилось в его присутствии неуютно, а приступы учащались день ото дня.
