В первую группу входит тьма различных фобий: и выходить из дома, и в толпе оказаться, и ездить на метро, машинах, самолётах, и оставаться одному и т. д. А во вторую – только страхи, связанные с публичностью, что, как мне кажется, говорит само за себя.
Что такое этот «социальный страх», или «социофобия»? Это страх человека оказаться в центре внимания – когда на тебя смотрят, когда тебя слушают, когда тебя оценивают.
Желать смерти, когда живётся, столь же малодушно, как сокрушаться о жизни, когда настала пора умирать.
Анатоль Франс
Социофоб панически боится, что его сочтут некрасивым, неумным, несостоятельным, что он не справится, опозорится, переживёт «провал», что о нём будут злословить, составят превратное мнение, станут презирать и т. д.
Он нервно, болезненно следит за тем, как и что он говорит, как выглядит. Ему кажется, что он говорит несусветные глупости, что он постоянно сбивается, причём ведёт себя неуверенно, краснеет, бледнеет, потеет и т. д. Причём он абсолютно уверен, что всем это заметно, что все это принимают к сведению, анализируют и делают выводы.
Во время приступа у человека, страдающего социофобией, может возникать чувство тошноты, головокружение, слабость в ногах – типичные симптомы панической реакции.
«Не понимаю, почему вы так строги к спектаклю, – публика от него в восторге». – «Да, но она одинока в своём мнении».
Жюль Барбе д’Орвиль
Разумеется, тут всё преувеличено: и значимость события, и возможные «катастрофические» последствия «провала», и внимание окружающих, и реальные недостатки по форме и по содержанию. У страха, как известно, глаза велики. Иногда они велики до ужаса.
Но в любом случае это всегда страх внешней оценки, который заставляет человека всячески избегать ситуаций, когда он оказывается предметом общественного интереса. И в этом страхе, как нетрудно догадаться, тотальная, хроническая неуверенность человека в своей состоятельности. Именно это и нужно для себя понять.
Обычно же люди, страдающие социофобией, ошибочно полагают (осознанно или неосознанно), что проблема в реакциях окружающих. А дело не в этом…
Конечно, мы не можем контролировать поведение и реакции других людей. Мы ведь даже можем прекрасно выступить, безукоризненно выглядеть, а оценки окружающих всё равно будут, мягко говоря, нелицеприятными. Они – другие люди.
Возможно, кстати сказать, не слишком воспитанные, чтобы реагировать доброжелательно и деликатно, возможно, не слишком талантливые, чтобы понять и оценить «ум» и «одежку», возможно, ангажированные, что заставляет их быть тенденциозными и необъективными в оценке, возможно, они просто по-другому думают, а прислушаться к чужому мнению не умеют.
Порой актёры кричат: «Занавес!» – потому что уже не могут глядеть на публику.
Веслав Брудзиньский
Мы не можем рассчитывать на радушный приём, даже если всё делаем правильно, даже идеально. А коли так, то почему мы в принципе должны зависеть от реакций других людей? Нелогично.
И в том ли дело, что реакции окружающих потенциально ужасны? Может быть, проблема человека, страдающего социофобией, всё-таки в том, что у него нет «позиции», и более того – он не очень хорошо представляет себе, что это вообще такое – иметь свою позицию.
Я могу быть начитан, образован и т. д. Но это не делает меня человеком с позицией. Благодаря набору знаний я не превращаюсь в оратора, который несёт аудитории определённые ценности или знания, которые он лично для себя считает важными. Нет, я просто человек с набором некоторых знаний. Позиция – это моё понимание жизни, предмета, вопроса. Моё, то есть личное.
Раз уж я стал вспоминать детство, приведу ещё один пример из собственного опыта. Лет мне тогда было, наверное, тринадцать. Как председатель совета дружины своей школы я принимал участие в городском съезде пионеров. Мероприятие пафосное и ответственное.
Боязнь быть смешным губит более талантов и добродетелей, нежели может исправить их.
Жан Д’Аламбер
Это, надо сказать, было самое начало перестройки: «гласность» и «плюрализм» только-только были объявлены новой политикой Коммунистической партии СССР.
На этом съезде я внимательно слушал выступления, в которых ораторы сбивчиво рассказывали об успехах пионерских организаций, что, конечно, совершенно не соответствовало действительности.
Впрочем, подавляющему большинству школьников, носивших в тот момент пионерские галстуки, было совершенно по барабану, что такое пионерия и с чем её едят. И тому было простое объяснение: в идеалы уже никто не верил (кстати, именно из-за вранья самих партактивистов), а интересы школьников, то есть активность на местах, были никому не интересны.
Ситуация, как сказал бы Владимир Ильич Ленин, «вчера было рано, сегодня будет поздно», то есть или смерть пионерии, или надо всё менять и ставить с головы на ноги.
Так что, когда начались «прения», и я вышел на трибуну съезда. Ну и высказался… Если честно, у меня ноги дрожали от ужаса, но я говорил то, что думал: мол, бардак, показуха, сами себе всё время врём и рассчитываем, что далеко на такой хромой кобыле уедем.
Ни одно общество не может быть хуже, чем люди, из которых оно состоит.
Вильгельм Швебель
Едва я спустился с трибуны, меня тут же взяли под белы руки, вывели из зала и сказали, что исключат из пионеров. Честно говоря, было очень страшно, но я был уверен в справедливости своих слов.
Наличие позиции и готовность её высказывать – вот что имеет значение. А как оценят? Ты думаешь об этом только тогда, когда ты не особенно болеешь за дело. Ну а если не болеешь, то какой смысл вообще выступать и на какую оценку можно рассчитывать? Что все будут в восторге? Сомнительный план.
То есть в первую очередь важно, чтобы то, что становится содержанием вашего выступления, было частью вас самих. Как рука или нога. За свою руку я готов отвечать. И, если кто-то на неё посягнёт, я, пожалуй, стану её защищать. А вот если кто-то раскритикует что-то, что мне и самому не очень-то важно, то я лишь покачаю головой.
Если оратор не считает тему выступления своей, не воспринимает её как что-то по-настоящему значимое – лучше не высказываться. Но, если человек пережил этот вопрос, если он имеет для него принципиальное значение, он выступит прекрасно, несмотря на весь свой страх и отсутствие навыков ораторского мастерства.
Но у нас ведь даже научные конференции проходят с докладами «по бумажке». «Надо выступить с докладом»… Кому надо? Зачем надо? Почему надо? Для галочки? Для занесения в личное дело? Вот и получается: наука и общественная жизнь – одна сплошная галочка, но зато личное дело – пухлое, как дрожжевое тесто. Красота!
