Барби была дома. Я сразу понимал это входя в квартиру. В прихожей темно, разулся, едва не споткнувшись. Кухня темна. В гостиной горит дикая елка, пылится у стены мотоцикл, купленный мной по великой дури. На кресле свернувшись клубом спит кот. Услышал меня, дёрнул ушками, лениво зевнул. И тишина, не нравится мне эта тишина. Слишком… зловещая.
— Какое у неё настроение? — шёпотом спросил я у кота.
Тот головой покачал, гад, спрыгнул на пол и ушёл. Он явно что-то знает, моя паранойя достигла новых высот. Бросил пальто на кресло, расслабил галстук и набравшись духу вошёл в комнату Барби. Сидит. Совершенно спокойная. Разглядывает ногти на ногах — алые капельки.
— Привет, — осторожно поздоровался я.
— Привет, — спокойно ответила она.
Слишком спокойно. Потянулась, футболка задралась, показав гладкий живот. Встала, не обращая на меня внимания, принялась раздеваться. Сбросила шорты, футболку, осталась в крошечных стрингах. Я не мог ею не любоваться, Барби и правда была слишком красива. Мне нравилось в ней все. Стройные ноги, округлые ягодицы, которые словно сами ложились в мои ладони, небольшая грудь с темно-розовыми сосками. Наверное ею невозможно насытиться и весь остаток жизни меня будет ломать.
— Как дела? — спросил я.
— Отлично.
Стою, прислонившись к дверному косяку, наблюдаю за ней. Склонилась, выискивая что-то в шкафу, член решил, что самое время налиться кровью. Но теперь то я точно понимаю, что ничего тут не отлично. А Барби же тем временем присела и принялась натягивать… чулки.
— Ты серьёзно?
— Что-то не так?
И в этот момент я понял — та стерва ей позвонила. И Барби стоит в одних чулках и крошечных стрингах, молчит. Настала очередь кружевного лифчика, крошечные лоскутки ткани ничего не скрывают. Лучше бы орала, с орущей Барби справиться легче.
— Хочешь, я принесу тарелок? — предложил я. — Конечно, их мало, но есть кружки…
— Не нужно.
Я подавил вспыхнувшее так некстати раздражение. Я знаю, что она делает. Она меня воспитывает. Только не на того напала. Да и чем она меня может напугать, эта маленькая красивая кукла? Лишением секса? Барби наклонилась поправляя чулки, я поморщился — без секса тоже не хотелось.
— Может, поговорим? — предложил я, вспомнив, что Барби любит разговаривать обо всякой ерунде навроде наших отношений и того, что сто лет назад было.
— Некогда, — отозвалась небрежно она. — Я сегодня сбежала пораньше с работы и прошлась по магазинам, раз уж мне вернули деньги. Как тебе?
И ко мне повернулась приложив к себе платье. Первое, что я отметил — короткое. Затем Барби скользнула в него, застегнула молнию на боку и я понял, что в нем её выпускать из дома нельзя. Никуда. Никогда. Ни в коем случае. Лёгкое кружево обнимало плечи, оставляя крайне мало простора для воображения. Если бы не лифчик, я бы смог любоваться сосками прямо через ткань.
— Красивое, — нейтрально отозвался я, платье и правда было очень красивым.
Барби кивнула, а затем полезла за сапогами, решив окончательно меня добить. Сапоги из чёрной тонкой кожи обнимали щиколотки, из-за высокого каблука ноги казались неприлично длинными, а когда она наклонилась застегнуть сапог, клянусь, я разглядел трусики.
— Мне тоже нравится, — удовлетворённо заключила она.
И мазнула по губам алой помадой сразу превратившись в Барби-стерву. Даже взгляд, кажется, изменился, теперь она смотрела на меня с прищуром, словно оценивая.
— Отлично выглядишь, — напустил я в голос спокойствия. — Может сходим поужинаем?
— Извини… у меня планы.
Подхватила в охапку шубу и, блядь, пошла! Я даже зубами скрипнул и испытал непреодолимое желание бить тарелки. И что вот сейчас делать, скажите мне? Наука компромиссов мне неведома.
— Давай ты сейчас на меня наорешь и останешься дома? — предложил я.
— Нет, спасибо…
Поглядела на себя в зеркало и накинула шубу. Готова к выходу в свет. А я, как представлю, что она танцует в этом платье, и все на неё смотрят и мечтают трахнуть, сдохнуть готов, но не пускать. Только вот удерживать её не имею права.
— Она тебе позвонила, — сказал я. — Твоя подруга. И теперь ты мне мстишь. Только… твоя месть смешная. Детская.
— Зато работает, — пожала плечами она. — Ты уже дымишься.
Я ухватил её за руку, потащил на кухню, усадил на одну табуретку, сам сел на другую. Я её не выпущу. Насильно не могу, придётся, блядь, убеждать.
— Я просто сходил на обед, — сказал я. — С коллегой.
— Она гладила тебя по щеке, — вспылила Барби. — Мне не пятнадцать лет давно, Захар. Я могу понять, насколько люди близки друг к другу. Ты с ней трахался. Точно.
Отбросила прядь волос с лица, посмотрела на меня с вызовом.
— Я не имею права, — спокойно продолжил я. — Не имею права сходить на обед с женщиной, с которой когда-то трахался?
— Имеешь, — елейно улыбнулась она. — Можешь трахать её прямо на своём рабочем столе. Только не жди потом, что я буду дома тебя ждать и борщи варить. Ты имеешь право, я имею право. Я пошла. Хорошего тебе вечера.
И поднялась со стула. Я беспомощно закрыл глаза, на мгновение лишь. Но этого мгновения хватило чтобы представить самое страшное. Барби танцует. Ее платье такое короткое. А я знаю, какие мысли она в мужиках будит, я сам мужик, и Барби мечтал трахнуть с тех пор, как вообще понял что такое трахаться. А она… такая хрупкая. Нежная. И, блядь, моя.
— Если я сейчас обещаю, — выдавил я из себя. — Что больше не буду обедать со своими бывшими любовницами ты останешься дома?
— Нет, — усмехнулась она. — Баш на баш.
У меня кулаки сжались. Не знаю, чтобы я сделал. Не ударил, точно нет. Как вариант сорвал бы с неё это платье и трахал до тех пор, пока все дурные мысли из головы не повылетят. Она задрала подбородок, всем видом говоря, что без боя не дастся. Отчего, сука, сложно так все? Звонок в дверь был одновременно и кстати, и не вовремя. Все звонят, звонят, трезвон гулко рассыпается по квартире с мы стоим и друг на друга смотрим.
— Я открою, — процедил наконец я.
Сосед нёс в руках очередной конверт, с некоторых пор я их ненавижу — опасаюсь содержимого.
— Я то думаю, дома, не открываете, — удивился сосед и с любопытством оглядел нас.
Барби достала из моей пачки сигарету, закурила, возле окна села. Сигарета ей совершенно не шла и добавляла стервозности, но я промолчал — наверное это тоже назло мне.
— Валяйте, — разрешила милостиво Барби. — Удивите нас.
Сергей Васильевич покачал головой, улыбнулся печально, конверт в его руках с сухим треском надорвался, явив свету сложенный вдвое лист бумаги. На нем строчки аккуратным бисерным почерком. Дед писал свои письма от руки.
