Сжал кулаки. Потому что сдерживаться становилось все тяжелее.
Аппетитные, манящие, чуть приоткрытые.
Блять, как же я любил ее губы, особенно нижнюю. Именно после моих укусов она становилась точно такой же: отекшей, нежно розовой и такой манящей.
Ева опустилась на стул напротив, бросила на меня мимолетный взгляд и тут же уставилась на моего брата.
Ненавижу.
Она схватила тонкими бледными пальчиками ремешок своей сумки, и притянула это нечто, больше похожее на кошелек, ближе к груди.
А потом… Потом она разрушила мой мир окончательно.
— Я беременна, — Ева облизала нижнюю губу и продолжила, — срок четырнадцать недель.
Твою ж…
— Вот как, — произнес Мирон, тогда, как я часто задышал через нос, пытаясь поймать связь с этой реальностью, — значит уже можно сделать тест на отцовство, если это мой ребенок я возьму за него ответственность, — он как всегда мыслил трезво и четко, в любых моментах оставаясь примером порядочности и рассудительности. — Только причем здесь Кирилл, ты думала без него я начну откручиваться от обязательств?
— Нет не так Мирон, — Ева набрала воздуха в свою пополневшую грудь и, по-прежнему не глядя на меня, пока я тут сдыхал на этом чертов стуле, произнесла, — Я не знаю кто из вас отец.
— Да ну нафиг, — натужно рассмеялся Мирон и у меня потемнело в глазах, — Ты все таки затащил ее в койку, — повернулся он ко мне, — пять балл…
Брат не договорил, я просто врезал ему по морде. От неожиданности Мир не удержал равновесие и повалился вместе со стулом на пол. Мне не полегчало, от слова совсем, я поднялся и тут же подал брату руку, помогая встать с пола и лишь потом поймал взгляд Евы, направленный на меня. Наконец-то она смотрела на меня, а не на брата. Наконец-то она видела меня, а не предмет своего слепого поклонения.
Я нагло ухмыльнулся, и развел руки в сторону.
— Уж прости, Евочка, что повредил морду твоему любимому. Ничего, — стукнул брата по плечу, — до свадьбы заживет. Так ведь? — сильно сжал ладонь и брат заторможено кивнул. — Ну и ладненько, — достал из заднего кармана ключи от машины, со старым брелком от байка и, подкинув их на ладони, ехидно улыбнулся, затем подмигнул ошарашенной Еве, — удачи вам, дети мои. Мир и покой, тьфу, — поморщился от подступившей горечи, — совет да любовь.
Обошел стол и направился к выходу, с каждым шагом чувствуя, как внутри все умирает, как еще чуть-чуть и произойдет затмение, крышу сорвет и не останется вокруг совсем ничего живого.
Ноги подрагивали, руки тряслись. Эгоистичный ублюдок внутри меня твердил, ребенок может быть моим, моим, моим, И мы сука никогда в жизни не сможем узнать так ли это. Здравая часть меня, убеждала валить отсюда подальше, пока цел, пока жив.
— Кир, — тихий полушепот полустон послышался за моей спиной.
И планку сорвало, я разорвался на миллион мелких частиц, переставая существовать. Я перестал быть прежним Киром.
Глава 34
Ева
От шока я едва стою на ногах. Мирон все еще придерживает меня за плечи, и я брезгливо веду ими, сбрасывая его руки.
— Прости за брата, — учтиво говорит он, — присядь, я попрошу принести воды.
— Ничего не нужно, — говорю я, но таки сажусь, потому что встать и выйти пока не могу: голова кружится, ноги ватные, а руки какие-то невесомые.
Смотрю на парня и взгляд цепляется за его размеренные, чересчур чистоплотные движения, за то, как он перелистывает меню. Что-то в его движениях кажется мне таким… далеким, что ли. Я еще не понимаю, что именно не так, когда пытаюсь прийти в себя, отвожу взгляд и прохожусь по кафе, осматриваю присутствующих, когда до меня доходит.
— Дай руку, — говорю Мирону.
Он смотрит на меня, как на умалишенную, но все-таки протягивает руку.
— Не эту, другую.
— Что-то не так? — странно говорит парень, а я смотрю на идеально ровную поверхность кожи. Никакой татуировки.
Вожу пальцем по запястью парня, а у самой в голове сейчас сбор картинок. Как я хватаю его руку, как объясняюсь, что у меня не было отношений, как пытаюсь рассказать о себе, как он одергивает руку и скрывает тату.
— Ты водил когда-нибудь девушку на пятьдесят оттенков? — бесцветным тоном спрашиваю я.
— Ты шутишь? У тебя, наверное, гормоны. Точно не хочешь воды? — заботливый тон, чрезмерная педантичность.
Я почти бью себя по лбу, но вовремя одергиваю руку и мысленно называю себя полной идиоткой.
— Так водил или нет?
— Нет, конечно. На такое только Кир способен, — он усмехается. — Наверняка же вы с ним ходили, — он как-то странно смотрит на меня, и я понимаю, что он ничего не знает.
Понимаю, но от этого так плохо, что тошнота тут же подкатывает к горлу. И вроде токсикоз далеко позади, но я хватаю куртку и вылетаю на улицу, вдыхаю морозный воздух полной грудью и пытаюсь совладать с чувствами.
— Эй, — Мирон нежно трогает меня за плечо. — Ты в порядке? Давай отвезу тебя.
— Нет, — выдаю так громко, что даже прохожие странно косятся на меня.
Быстро застегиваю парку, скрывая живот, натягиваю шапку и варежки, смотрю на рядом стоящего парня и говорю:
— Спасибо, конечно, за все, но… я сама, — хочу уйти, но парень удерживает меня.
— Мы не обсудили ничего, — говорит он. — Я же помочь хочу. Мы все-таки… ну ты понимаешь.
— Понимаю, — киваю я. — Но я звала вас не ради помощи, а чтобы вы знали, — я улыбаюсь, хотя хочу кричать от боли и несправедливости. — Раз уж так получилось, что мы.
— Да, — протягивает он. — Я еще тогда хотел извиниться, Ева. Я набрался тогда. Ну и… меня девушка кинула перед самой днюхой, а там ты, такая манящая…
— Угу, — киваю я, хотя мне так сложно сдерживать эмоции. — Проехали, Мир. Ну, я пошла, — делаю несколько шагов задом, разворачиваюсь и иду, скрываясь в толпе.
Бреду по парку, сажусь на небольшую скамейку и стираю слезы из глаз. Как я могла не замечать, что все время рядом со мной был Кирилл? Что после той единственной встречи в кафе Мир вообще изменился. Кардинально. Чувствую себя такой идиоткой, что самой от себя страшно. Это же насколько нужно быть слепой, чтобы не понять, кто рядом с тобой.
Я возвращаюсь домой на такси. Приезжаю, выхожу из машины и бреду в квартиру, залезаю под теплый душ, после выхожу и ложусь в кровать, чтобы согреться и почитать роман о великой и светлой любви. В жизни ее, конечно, не бывает, так хоть в книгах почитать. Погружаюсь в чтение и засыпаю.
Говорят, утро вечера мудренее, но утром я просыпаюсь с тяжелой головой. Завтракаю и бегу в универ. На меня еще не косятся странно, но некоторые уже стали замечать, что я немного поправилась. Это неприятно и я даже подумываю пораньше взять академический отпуск, чтобы меньше говорили.
