Смотрю на Яну и восхищаюсь. Даже сейчас, когда ее грудь и живот плотно прижаты к столу, а руки вытянуты вперед, она выглядит настолько целомудренно, будто проводит урок русского для первоклассников.
Да, блядь!
Вхожу в нее одним резким движением и слышу протяжный стон. Каждое движение отдается наслаждением. Никогда за последние пару лет я не чувствовал себя настолько живым и реальным. Эмоции рядом с ней, чувства, желания.
— М-а-а-а-а-к-с, — едва протягивает она, срывая мой контроль нахрен.
Двигаюсь в ней еще быстрее, легонько шлепаю по ягодицам и глажу ее по спине. Яна вздрагивает и сдерживает стон, когда кончает. Я следую за ней и обнимаю ее после. Отстраняюсь и одеваюсь, глядя на то, как Яна делает слабые попытки стянуть юбку и оглядывается в поисках блузки.
По ее напряженной спине и движениям, больше похожим на действи робота, понимаю, что ей больно. Я чувствую ее боль так отчетливо, что не могу не думать — виноваты оба. Я, потому что не захотел слушать, Яна… я впервые думаю, в чем она виновата? В том, что ушла?
А я спросил о причинах?
В том, что решила выйти замуж ради денег? А я спросил, зачем деньги? Мне рассказал Вадим, но…
Да не-е-е-е-т!
Отгоняю прочь мысли о том, что брат соврал, потому что это уже слишком, да и бессмысленно. Однако смотрю на то, как Яна одевается, как механически натягивает блузку и снова загоняет себя в рамки. Уверенными движениями собирает свои тетрадки, закидывает в сумку журнал и ручку, бросает туда же телефон и ухватывается за застежку.
Сам не понимаю, как накрываю ее руку своей, останавливая. Я еще не придумал, нахрен мне это надо, но уже сделал. Яна поворачивается и смотрит на меня застывшим взглядом, а я не могу убрать руку. Мы просто смотрим друг на друга, и я не выдерживаю первым, обхватываю рукой ее подбородок и целую в губы. Легко, нежно, едва касаясь ее и пробуя на вкус.
Она отодвигается и в ужасе смотрит на меня.
— Не надо, пожалуйста, — ее голос звучит тихо, а мне кажется, что он оглушает меня.
На ее лице буквально застыла гримаса боли, и я сжимаю кулаки до хруста в костяшках, понимая, что нам нужно поговорить.
— Поехали домой, — она дергается на слове “домой”, но быстро берет себя в руки и хватает сумку со стула.
Мы выходим из больницы, Яна садится в машину и тут же отворачивается к окну. В воздухе буквально витает напряжение, но я гоню машину, чтобы скорее приехать и поговорить. Сделать это настолько быстро, насколько вообще возможно.
Чтобы не передумать.
Едва мы оказываемся в квартире, и я закрываю дверь, Яна удаляется в ванную. Я не успеваю ни о чем спросить, поэтому тоже решаю принять душ. Когда выхожу, она уже лежит в постели, укрывшись одеялом под самую шею.
Я забираюсь к ней, обхватываю ее талию рукой и притягиваю к себе, то есть делаю то, что не делал ни разу за все то время, что мы вместе. Яна сразу же напрягается, но мне плевать, потому что я решил, что хочу знать. Мне интересно, какого хрена ей нужны деньги и почему она ушла два года назад.
— Расскажи мне все, — говорю куда-то в ее макушку.
— Что “все”, Максим?
— Все, Яна, потому что того, что я знаю чертовски мало, чтобы построить нормальные отношения.
Пауза.
— А ты хочешь нормальных отношений?
— Я хочу знать все.
=Близость на максимум
Максим
Она рассказывает все до последнего, а у меня ощущение, что я попал под станок, снимающий кожу живьем.
Я чертов мудак, который на слово поверил всем, кроме нее.
Он, блядь, не врала! Никогда не врала! Всегда настоящая, а ты идиот, — кричит мой внутренний голос, буквально заставляя скручиваться пополам.
Я молчу, не зная, что говорить.
Яна рассказывает и прячет глаза, виновато опускает их и смотрит вниз, стараясь не встречаться со мной взглядом. По щекам скатываются слезинки, медленно опадают на руки, и она быстро смахивает их пальцами.
Когда она говорит я сгораю заживо, меня поджаривают на чертовом вертеле по кругу, участок за участком. Ощущение, что кожа стягивается вокруг костей и давит, давит, давит…
Я думал, что услышу что-то типа: “Я всегда любила только тебя, а деньги… кому они сейчас не нужны?”. Я ждал чертовых оправданий, рек слез и истерики, что я просто мужик, а еще лучше — мудак и нихера не понимаю в женщинах.
Да, именно этого я ждал.
А получаю больную племянницу и скупой рассказ, который выворачивает наизнанку душу и вспаривает сердце, стоит вспомнить все, через что я заставил Яну пройти.
“— Давай на кровать, — бросил ей неделю назад. — Нет, не так. Коленями на кровать, лицом вниз… да, та-а-а-к, умница, — провел рукой по ее ягодице и слегка шлепнул.
Яна слегка повела бедрами, сбрасывая мои руки, наклонилась, оперевшись руками на кровать и выгнула спину, выставляя напоказ упругую задницу и красивые бедра…
… Да, черт возьми!”
Нет… боже…
Воспоминания плавно вспыхивают один за одним.
Я не верю, что действительно делал это. Только не с ней.
Яна замолкает и все так же не решается сказать что-то еще. Я сжимаю кулаки до хруста, потому что единственное желание, возникающее в груди — крушить нахрен все, что попадет на руку.
Встаю и подхожу к окну, мне точно нужно успокоиться, потому что внутри пожар. Адское пламя захватывает сначала сердце, а затем легкие, не давая вдохнуть. И я делаю то, что должен. То, что поможет снять это чертово напряжение.
Беру в руки бутылку Мартеля и херачу ее об стену. За ней летит все содержимое бара, а в дополнение прибавляется мой крик, который я просто не могу сдержать.
Это моя минута слабости.
Я выпускаю эмоции из-под контроля и пытаюсь заглушить боль криком и тем, что крушу бутылки с алкоголем и несколько тумбочек, попавшихся под руку. Вижу, как на обоях остаются темные потеки и разводы, осколки разлетаются по комнате, но мне плевать.
