— Я рад, что ты оставила малыша, — честно признается Давид.
Я лишь пожимаю плечами. У меня не было другого выхода: я бы не простила себя, если бы сделала аборт. Нет, я уважала выбор каждой женщины и понимала, что иногда аборт необходим, но я не могла.
Давид нехотя убирает руку с моего живота и садится рядом. Я же не отодвигаюсь, как делаю это обычно и даже поворачиваюсь к нему, садясь в позу лотоса.
— Я обещаю, что не подпущу его к тебе больше, — дает обещание Давид. — С завтрашнего дня здесь будет несколько человек из охраны, чувствую, он не оставит все это просто так.
— Думаешь, у него есть шанс отобрать у меня Маришку?
— Нет, но он попытается. У него явно есть сейчас деньги и желание тебе насолить, — произносит Давид.
— Я не понимаю, за что? — качаю головой.
— За то, что ты не с ним, за то, что сумела выбраться из нищеты и стала успешной. За то, что ты такая и он далеко от тебя по карьерной лестнице. За всё, Мила.
— Ма-а-а-а-м, — слышу голос Маришки, который доносится из прихожей.
Дочка буквально влетает в гостинную и в нерешительности останавливается, заметив нас с Давидом.
— Ты как приехала? — тут же обеспокоенно интересуюсь. — И почему?
— Я узнала о папе, — тихо говорит она. — Мне девочка в классе показала… мам, ты как?
Маришка подходит ближе и, сев с другой стороны, приобнимает меня за плечи. Так мы сидим несколько минут, после чего дочка решительно произносит:
— Он хочет меня забрать, да? Я не поеду! К нему не поеду! Он такого наговорил, — на ее лице неожиданно появляются слезы. — Это же вранье всё.
— Вранье, — соглашаюсь, — папа просто обиделся, что мы его оставили.
Рассказывать дочке о том, что он сделал это из зависти и озлобленности, я не стану. Когда-то она вырастет и поймет это, а пока ей достаточно той информации, которую я ей даю. Папа не хотел, чтобы мы его оставляли. Я знаю, что это на самом деле не так и что Паша сделал так, как сделал, но дочке лучше не знать этого.
— Мариш, ты голодна? Я приготовила обед.
— Нет, мам… — она мотает головой. — Я пойду к себе? В универ уже нет смысла возвращаться.
Соглашаюсь с ней и жду, пока она уйдет к себе, после предлагаю пообедать Давиду, но он отказывается.
— Ты едешь на работу? — интересуюсь у мужчины.
— Нет, останусь дома, на сегодня с работой покончено. Если хочешь, можем поехать на пикник, или сходить в ресторан.
— Ты серьезно?
— Почему нет, — удивляется он.
— Репортеры.
— Мы же не будем прятаться, Мила. Чем быстрее мы начнем жить, как прежде, тем легче от нас отстанут.
Я согласна с ним, но именно сегодня, после всего, что сказал Паша, не хочу идти никуда, где будут люди.
— Поедем за город? Устроим вылазку, погуляем?
Мое согласие устроить вылазку Давид воспринимает хорошо, кивает и говорит, что будет неплохо. Отправляет меня собираться, а сам звонит, видимо, секретарше, чтобы заказать корзинку для пикника. Я правда хочу отвлечься и постараться забыть о том, что произошло, о предательстве бывшего мужа и о том, что дочка тоже слышала и видела то, как он это говорил. Мне стыдно за уже чужого мне человека, но ничего изменить я не могу.
Одевшись и собрав несколько теплых вещей в сумку, захожу к дочке, чтобы сказать ей о поездке. Она лежит на кровати и что-то печатает на ноутбуке.
— Мам? Ты куда-тособралась? — интересуется она, завидев собранную сумку.
— Мы поедем за город немного отдохнуть. Через пару часов сюда приедет охрана и Глеб, так что ты будешь в полной безопасности. А до того времени не открывай никому ворота. У Глеба есть ключ, он откроет сам.
Маришка кивает, давая понять, что информацию приняла. Она желает мне напоследок хорошего времяпрепровождения и машет рукой. Я знаю, что она не против наших с Давидом отношений, но сама не могу никак решиться начать их. Что-то меня останавливает и это что-то — неуверенность в том, что я нужна ему. Действительно ли это так? Я нужна Давиду? А если нет? Что я буду делать, если сделаю первый шаг, а он отвергнет меня и скажет, что у нас запланирован развод совсем скоро, ведь изначально уговор был именно таким.
Меня страшит отказ и возможность быть отвергнутой, я хочу, чтобы первый шаг сделал именно Давид, а не я.
Решив, что подумаю об этом потом, беру сумку и спускаюсь на первый этаж. Давид ждет меня и, взяв сумку из моих рук, ведет к машине. Устраивает меня на переднем сидении, застегивает ремень безопасности, вновь бережно проводя по животу и, садится рядом. Заводит машину, и мы выезжаем.
— Охрана приедет через полчаса, я договорился, Глеб уже едет домой, Маришка в полной безопасности, не переживай.
Я киваю. Переживать причин нет. Паша не настолько идиот, чтобы выкрасть мою дочь, к тому же, ей уже не три годика, чтобы можно было поманить ее конфетой или шоколадкой, а по-другому она с ним не пойдет.
Прежде, чем отправиться за город, мы заезжаем в кафе, забираем собранную корзину с едой и направляемся на трассу, ведущую в живописные места. По приезду я удивляюсь, потому что здесь стоит небольшая дача. Давид останавливается у нее, выходит из машины, открывает ворота и, сев обратно, заезжает на территорию.
— Это что? Твоя дача?
— Нет, — он мотает головой. — Одного из сотрудников, но он сейчас в командировке, и я спросил разрешения.
Давид улыбается, заряжая меня позитивом.
— Мы можем остаться здесь, если захочешь, на сутки, на двое. Еду, если что, привезут. Отдохнем, Мил, от всех. Что скажешь?
— А дети?
— Мила, наш сын уже совершеннолетний, я думаю он позаботится о Маришке.
Меня удивляет то, с какой легкостью он говорит наш сын, наша дочь. Может, это и есть признание того, что он хочет чего-то большего, чем брак по-расчету на полгода, пока все забудут о скандале?
Глава 31
Дача простая и явно принадлежит обычному рабочему. Я внимательно осматриваю деревянные стены, потолок, скромное убранство, отмечаю уют и простоту обстановки. Здесь просто, но уютно, в спальне стоит большая двуспальная кровать, несколько тумбочек и шкаф, на кухне есть все, что может потребоваться жильцам: холодильник, мойка, стол со стульями. Внутри дома я даже нахожу туалет и ванную с душем. Мне становится как-то даже немного не по себе, что мы оставили детей и вдвоем приехали в этот отдаленный уголок.
— Что скажешь? — спрашивает Давид, когда входит внутрь после парковки машины. — Жить можно?
— Конечно! — быстро киваю. — Тут уютно и просторно. А главное, нет журналистов.
Я пытаюсь отшутиться, но взгляд Давида темнеет, будто я сказала что-то плохое. Ему, видимо, тоже не по себе от того, что происходит в нашем городе. От яростного преследования и постоянного внимания со стороны прессы. Он, как и я, хочет раз и навсегда забыть обо всем, что случилось и, наконец, начать нормальную семейную жизнь.
