Чувство вины Таман не любил еще больше, чем безнадежную тоску по женщине, которая не была его. Или была... но не долго. Во всяком случае, его губы всё ещё помнили, что такое поцелуй, а ведь он не прикасался так ни к кому, кроме Милославы. Он вообще не понимал, для чего целовать женщину. Гораздо интереснее то, что происходит дальше. Но Мила... Мила была чем-то совершенно иным. Не женщиной. Шабаки.
Таман не помнил, сколько времени он простоял, всматриваясь в горизонт, но холмы на востоке уже посветлели и на небе появилась бледно-розовая полоса. Приходил новый день. Спать уже не хотелось. Он вернулся в стан. В шатре было тихо - уснула измученная Наймирэ, тихо сопела, постанывая во сне, дочь.
Всё же не такие глупые были его предки, когда приводили вторых жен и наложниц. Сам он вырос в такой семье - и почти не помнил, кто из женщин был его настоящей матерью. Все дети были общие. Никогда не было такого, чтобы на одну жену ложились все обязанности: и готовка, и присмотр за детьми, и стирка. Может быть, стоит взять вторую жену? От одной только мысли Таман содрогнулся. Сломать жизнь еще кому-то? Достаточно одной несчастной.
Ему и в голову не приходило, что некоторых женщин он бы вполне устроил как муж. В самом деле, что может быть лучше, когда ты - жена хана, всеми уважаемая и почитаемая? Таман не скупился на подарки: у Наймирэ были самые богатые украшения, самые яркие шелка. Целыми днями он был в отъезде, а значит, не ругался и не ворчал, как другие мужчины. Он ни разу не ударил жену, не настаивал на выполнении супружеского долга: она сама приходила к нему ночью. Словом, по степным меркам он был идеальным мужем.
Но Наймирэ нужно было больше. Пусть бы бил, пусть бы ругал! Только бы он видел ее, а не Милославу.
Девушка сразу проснулась, когда муж вошел в шатер: несколько ночей она не спала вовсе, да и вообще, любая мать спит очень чутко. Боялась только, что Таман услышит стук ее сердца - но нет, не услышал. Он лег рядом и уснул мгновенно. Какое-то время она просто наслаждалась его присутствием рядом - вернулся! Как бы ни хотелось поспать еще немного- надо подняться и привести себя в порядок, а потом заняться завтраком. Пока дочь спит - есть немного времени. Однако стоило ей приподняться - малышка жалобно заскулила. Наймирэ быстро сунула ей в рот грудь, боясь потревожить супруга, но на ее плечо уже легла горячая ладонь.
- Спи, еще рано, - сказал Таман. - Спи.
От ощущения его руки и звука голоса у девушки снова потекли слёзы, но она заставила себя закрыть глаза.
Наймирэ проснулась с невероятным ощущением бодрости. В шатре она была одна. Грудь переполнена молоком так, что даже больно. Дочери рядом нет. Ахнула, выскочила наружу - в белый день. У очага сидела пожилая женщина, качающая на коленях Рухию. Аяза нигде не было видно.
- Выспалась? - прищурилась женщина. - Покорми дитя.
Внутри Наймирэ шевельнулась злость: она узнала Айшу, которая приехала из Галлии вместе с той, другой. Выхватила у нее дочь, будто бы та хотела украсть ребенка.
- Не злись, - мирно сказала Айша, помешав в котле какое-то варево. - Хан приставил меня тебе в помощь. Я тридцать лет жила в чужой стране, там остались мои дети и внуки. Мне за счастье понянчить младенца, а тебе сейчас тяжело.
- А где Аяз? - встревоженно спросила Наймирэ.
- Хан забрал его с собой и уехал.
- Навсегда? - внутри у девушки всё похолодело.
- Богиня с тобой, глупая девка! - покачала головой степнячка. - Приедет твой муж. Никуда он от тебя не денется, если ты, конечно, поймешь, что ему нужна не сопливая девица, а жена, которая будет поддержкой.
-2-
У Тамана совершенно не было опыта общения с детьми, но, казалось, Аязу ничего не было нужно, кроме отца рядом. Мальчик смирно сидел на коне перед ним и весело болтал, рассказывая отцу что-то, чего он совсем не слушал. Надо же, Таман и не знал, что сын уже разговаривает, да так ловко. Прислушался - и едва не вскрикнул: сын вспоминал ту девочку, которая приезжала к ним в гости.
- Вырасту и женюсь на ней, - серьезно рассуждал малыш. - Она красивая. Она будет хорошей женой, будет меня любить, а я буду дарить ей подарки.
- Я бы на твоем месте на это не рассчитывал, - пробормотал хан. - Эти женщины не про нашу честь. Хотя у тебя еще есть все шансы.
Странно, но эта увлеченность девочкой Оберлинг внезапно сблизила его с сыном. Его плоть, его кровь. Даже страсти одни и те же. Таман горько усмехнулся. Пора жить дальше, хотя и больно. В конце концов, у него есть Степь.
Ирригационная система, его любимое детище, уже приносила первые плоды. В этом году степняки решили высеять рис, для чего построили дамбу на реке и затопили большое поле.
Еще несколько каналов и дренажных стоков помогали орошать поле с пшеницей. Привезенные маги вывели на поверхность с десяток подводных жил, и теперь почти в каждом стане был свой родник.
В идеале Таман планировал отказаться от кочевого образа жизни и переселить степь в города. Он считал, что это будет лучше как для торговли, так и для обучения воинов и ремесленников. Зимы в Степи суровые, порой бесснежные. Морозы бывают настолько сильные, что согреться в войлочном шатре, даже и с помощью очага, не всегда можно. Много детей и стариков погибает от холода. Вымерзают стада. В городе пережить зиму гораздо легче. И проблема с дровами решается куда проще.
- Дадэ, я есть хочу, - внезапно жалобно захныкал Аяз.
Таман замер. Сам он совершенно не нуждался в таких мелочах, как пища. Тело, приученное к дисциплине, не замечало голода или жажды. Хану достаточно было питаться дважды в день - на рассвете и на закате. Воду он всегда возил с собой в бурдюке и заставлял себя пить - знал, что нужно. Поил и сына. А вот еды по привычке никакой не брал. Что едят дети такого возраста? Он не помнил.
Сам хан был неприхотлив. Он мог бы съесть даже камень, если бы смог его разжевать. Ему не раз говорили, что Наймирэ готовит ужасно, но Тамана всё устраивало. А в детстве - с того времени, как он себя знал - в Степи было голодно. Ели всё: траву, коренья, мясо, но в основном молочные продукты: простоквашу, мацони, соленый сыр. Он внезапно вспомнил, как в один год весь покрылся язвами. Сначала думали, что это болезнь, но заезжий лекарь сказал, что виной всему скудное питание. Он говорил, что нужно есть мясо. А где взять мяса, если год был засушливый, стада продавали в Славию - чтобы купить хлеб и меха? Таман поморщился, вспоминая, как дед заставлял его пить буйволиную и конскую кровь: для этого не нужно было резать животное, раны мог залечить любой лошадник. Язвы действительно прошли.
Нет, он не желал своему сыну такой жизни, поэтому свернул к ближайшему стану и попросил еды. Он хан: всё, что есть у его народа, принадлежит ему.
Сын раскапризничался: он не желал жевать мясо, молоко ему было недостаточно сладким, лепешки невкусными. Таману хотелось его ударить, но он понимал, что это не выход. Бить того, кто слабже? Увольте. Да и силы можно не рассчитать.
