– Ты уволен, Денис Олегович. Больше не задерживаю!
– Хорошо, – кивнул Цесаркин и, вежливо улыбаясь, напомнил: – Аванс не возвращается, Антон Анатольевич. Вы в курсе, я надеюсь.
– Ты мне не только аванс вернешь, но и еще приплатишь, – пригрозил Рогинский. – Иначе я о твоих махинациях по всему городу слух пущу.
– А я о ваших – только друзьям за пивом, – холодно заметил Денис, собирая со стола бумаги. – Они у меня в следственном комитете трудятся и очень заинтересуются вашими методами ведения бизнеса.
Нина изумленно наблюдала за развернувшейся гадкой сценой. Ей не терпелось влезть в перепалку и заверить Антона, что о работе они с Денисом не разговаривали ни разу. Да и сам их роман начался ночью с пятницы на субботу. И уж точно им даже в голову не пришло обсуждать дележ имущества Рогинских. Лучше пусть Антон ищет предателя в другом месте. Но чутьем Нина поняла, что это личная битва Цесаркина и никакого вмешательства он не потерпит. Она с сожалением глядела вслед Денису, покидающему кабинет, когда раздался гневный окрик Верочки:
– Ты тоже уволена! Мразь! Убирайся вон, и чтобы я тебя даже рядом с фабрикой не видела!
Денис резко развернулся и напряженно замер, словно приготовился к прыжку. Он наблюдал за каждым движением Нины. Вот она взяла со стола телефон. Оправила шифоновое платье. Потянулась за сумкой и на ватных ногах приблизилась к нему. Цесаркин, взяв под локоток свою невесту, спокойно вывел ее сначала в приемную, а потом и из офиса Рогинского. И только в лифте Нина обалдело пробормотала:
– Мир перевернулся. Ничего не понимаю.
– Прости, – покаянно свесил голову Денис, обнимая ее. – Из-за моей выходки…
– На самом деле, это вопрос времени, – остановила его раскаяния Нина.
– Она еще может передумать, – попытался успокоить любимую Цесаркин.
– Она может, я – нет, – отрезала Нина, а потом, словно отмахнувшись от скоропалительного увольнения, проворковала:
– Ты сегодня утром что-то рассказывал про свой офис…
Денис не понимая уставился на нее,.
– У тебя там отдельная комната отдыха, примыкающая к кабинету, и диван, кажется?
Цесаркин хохотнул и предложил радостно:
– Поедем в ресторан на Лазурном озере. Там собственный пляж, отдельные домики на берегу. Кухня обалденная и сказочный вид из окна.
– Хорошо, – кивнула Нина. – Все лучше, чем сидеть в душном офисе в компании Рогинских.
– Заметано, – чмокнув любимую в лоб, ласково прошептал Цесаркин.
С высоты пятого этажа Антон Анатольевич Рогинский наблюдал, как его бывший адвокат ведет за руку Нину Тарантуль к своему Гелику, чинно усаживает в машину и сам, как пацан, несется на место водителя. Что-то чувствовалось между этими двумя. Электрические разряды или химия. Та самая любовь, в которую никогда не верилось Рогинскому. Ему захотелось хоть на миг почувствовать, каково это – безоглядно любить кого-то, кроме самого себя…АнтАнт насупившись перевел взгляд на соседнюю высотку, блестевшую и переливающуюся в утренних лучах солнца, и совершенно некстати вспомнил стихи Томагавкова:
Я стою под сенью небоскребов,
Лужей растекаясь по асфальту.
В мире слишком много долбо*бов!
Я уеду в праздники на Мальту!
Рогинский, поправив на пальце черненое кольцо с золотыми цифрами, сумрачно покосился на бывшую жену, снова принявшуюся сверять эскизы товарных знаков.
«Интересно, а Ломакин знает?» – пронеслось у него в голове. АнтАнт почесал затылок, ликуя от потрясающей возможности отомстить незадачливому адвокатишке, а вслух презрительно бросил:
– Поздравляю, дорогая! Только что ты лишилась лучшего специалиста по продажам. Можешь закрывать фабрику!
Глава 17.
Когда-то давно дед объяснял Денису теорию относительности. К большому удивлению Цесаркина, их оказалось две. Специальная и общая. И как запомнилось Денису, Иван Алексеевич пустился в подробный рассказ. Но из полутора часов дедовых объяснений Цесаркин вынес лишь два постулата: скорость света везде одинаковая, и для разных предметов и обстоятельств время может замедляться или идти быстрее. Вот и сейчас, лежа вместе с Ниной на мятых простынях в огромном номере люкс отеля «Лазурного», он наконец понял всю правоту Альберта Эйнштейна. Два часа, проведенные в любовной схватке с любимой женщиной и два часа, потраченные на ведение дел Рогинского, – это совершенно разные отрезки времени. Сиди он сейчас в переговорной АнтАнта, минуты слагались бы в часы значительно дольше, чем сейчас, когда на его груди дремала Нина, разомлевшая и слегка уставшая.
Денис покосился в окно, являвшее взору красоту Лазурного озера, белесую полоску песчаного пляжа с ярко-желтыми зонтиками и видневшуюся на пригорке рощицу. Святое место!
Нина легко провела ладонью по его груди, потом животу. А когда шаловливые пальчики побежали ниже, Денис, шутливо рыча, перевернул ее на спину и поцеловал нежно и медленно, словно старался распробовать на вкус.
Нависнув над Ниной, он попытался губами обхватить большой розовый сосок, нахально поднявшийся над полушарием. Нинуля, томная ото сна, принялась извиваться в его объятиях, легко и приятно царапая коготками спину. Денис вгляделся в ее расслабленное лицо и залюбовался.
– Какая же ты красивая, – прошептал он, а Нина, улыбаясь счастливо, провела коготками по спине, а потом по ягодицам.
– Давай же, – хрипло прошептала она. – Скорее!
– Все, как ты хочешь, дорогая, – пробормотал он и, сгорая от желания, погрузился в теплую негу.
И двигаясь с любимой в едином сумасшедшем ритме, Денис почувствовал, что ему окончательно сносит башню.
– Я люблю тебя, Нинка! – прошептал он, задыхаясь от счастья.
Она молча прижалась к нему, а потом тихо прошептала на ухо:
– Я тоже, но мне страшно ... Очень.
– Почему? – рыкнул он, намереваясь тут же победить всех ее врагов. Призрачных и настоящих.
– Боюсь, что все закончится так же внезапно, как и началось.
– Не надейся, – хмыкнул он, напирая на нее всем телом. – Ты моя на веки вечные, а я всецело принадлежу тебе.
– Мне нравится такой подход, – проворковала Нина и собралась еще что-то добавить, как затрезвонил ее сотовый. Закукарекал дурниной.
– Это Рогинская, – поморщилась она. – Нет желания слушать ее вопли…
– Никак не пойму, почему она так поступила? – пробормотал Денис, обнимая Нину и нежно целуя ее в висок.
– Она заметила, как Антон меня разглядывал, – пробурчала недовольно Тарантуль. – Вот и взревновала.
– А мне показалось, что она не обратила внимания, – раздраженно бросил Цесарки и добавил успокаивающе: – Бог с ними. Отвратительная семейка!
