Денис отряхнулся от ужаса, окутавшего душу на краткий миг,и, выйдя на веранду, позвонил отцу, чтобы согреть своей любовью. Но долго поговорить не удалось. Из комнаты Цесаркина позвала Нина, а трубка в который раз замигала пропущенным звонком. Один и тот же незнакомый номер. Денис перезвонил, раздражаясь от любопытства, и не успел даже представиться, как трубка добродушно заявила густым баритоном:
– Денис Олегович, это нотариус Крутоярова вас беспокоит. Не могли бы вы подъехать к нам в контору завтра часа в три дня?
– А что такое? – изумился Цесаркин.
– Вскрылись некоторые подробности, – ушел от ответа нотариус и добавил душевно: – Подъезжайте!
Глава 30.
Нина пыталась унять накатившую ярость. Подумать только! Просто помыслить! И осознать, откуда прилетели к ней поганые Риохи!
«Ломакин, сволочь, – ругнулась она про себя. – Флот тебе в рот!»
Но тут же горечь предательства захлестнула ее с новой силой.
«Зачем и почему ему понадобилась вовлекать меня в эту темную историю? А может, и не он вовсе? – попробовала уговорить она саму себя и тут же отвергла эту затею. – Но кто еще знает обо мне все и связан с криминалом?»
Нина заметалась по своей комнате в родительском доме, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, да и боязнь разбудить только-только заснувшего Ромку пересилила. Где-то внизу ждал Денис, а она все никак не могла успокоиться и выйти к нему. Цесаркин считает с ее лица беспокойство и панику, а потом как опытный адвокат выпытает всю подноготную. Нина подошла к окну и воззрилась на видневшуюся высокую крышу бывшего дома.
«Спасибо, мой хороший, спас меня, – пробормотала она про себя, обращаясь к зданию, и охнула от внезапной мысли. – Все сходится, твою мать!»
«Неужели Мишка причастен?» – в который раз осведомилась она сначала у красной черепицы, тщательно уложенной на крыше Ломакинского особняка, а потом у кораблика - флюгера. И чуть не разревелась, понимая, что кругом замешан Ломакин. Именно он лучше других знает ее привычки и любовь к барахолкам, именно ему она написала название отеля в Барселоне. На всякий случай. Ну мало ли! Он же встречал ее в аэропорту вместе с Ромкой и, конечно же, точно знал номер и время рейса.
Нина, понимая, что сейчас разрыдается, быстро выскользнула из комнаты и наткнулась на широкую грудь Цесаркина.
– Ты чего, Нинуль? – изумился он. – Ромка обидел?
– Рано ему мать до слез доводить, – пробурчал тесть, выезжая на коляске из своей комнаты, и строго добавил:– Что-то случилось?
«Дураненой», – сама себе велела Нина и, тяжело вздохнув, решила выложить свои догадки любимым мужчинам. Отцу и мужу.
– Пойдем в гостиную, – вздохнула она. – Кажется, я поняла, кому пришла идея использовать меня в своих грязных делишках.
Но ее версия разбилась в прах, как только она вынесла суровый приговор Ломакину.
– Это не Мишка, – отмахнулся отец.
А Цесаркин, насупившись, уставился на часы с маятником, стоявшие в углу, помолчал с минуту, что-то обдумывая, а потом скомандовал:
– Звони ему. Пусть приезжает. Версий можно построить тысячи, а ответ всегда один. И я хочу услышать его от самого Ломакина. Если он не сумасшедший с раздвоением личности, то в подставе замешан кто-то другой. Мишка мне помогал тебя освободить. Хочет дом нам за полцены продать. Тут что-то не так, Нинуля. Давай его спросим. Хуже нет обидеть хорошего человека.
– Ты думаешь, он признается? – устало бросила она и прикрыла глаза, понимая, что старый привычный мир рушится прямо на глазах. И в нем нет места Рогинской, работе на фабрике и, наверное, Ломакину тоже.
– Главное – не вопрос, а реакция на него, – пробурчал Цесаркин. – Вот и посмотрим, как станет выкручиваться.
Ломакин примчался сразу, будто ждал под калиткой.
– Я к матери заезжал, самогонку в сортир выливали, – с порога отчитался он. – Не дай бог, испанцы эти в суд на меня подадут за ущерб здоровью!
– А как ты им умудрился дом в аренду сдать? – мимоходом поинтересовался Александр Петрович.
– Так пока покупателей не нашел, я на букинге и арн-би зарегистрировался, сдавал посуточно. Хоть коммуналку отбил.
Нина покосилась на бывшего мужа, внезапно осознав, что хлебосольный и радушный Ломакин никогда бы не стал высчитывать копеечные выгоды, если только не поменялся под влиянием Томы.
«Тамара, крот мне в рот, – мысленно выругалась Нина. – Уж она точно знала про поездки и блошиные рынки, а название отеля могла у Мишки выспросить».
– Миша, – тихо, но решительно начала она. – Что ты думаешь по поводу Риохи и контрабанды?
– Тут все просто, – поморщился, как от боли, Ломакин. – Я знал, что ты догадаешься, просто не думал, что так быстро.
– Тома? – осторожно предположила Нина.
– Она, – крякнул Ломакин, ударив себя локтем по ноге. – Дурость какая-то! Что хотела? Тебя подставить или разбогатеть, отломив кусочек от Анькиных бриллиантов? Не знаю! – заорал он на весь дом. – Но когда Денька тебя из дома вынес и в скорую паковал, я поклялся поквитаться с твоими врагами.
– Квитайся, – зло хмыкнул Цесаркин, испытывая истинное облегчение, что Ломакин не виноват. – Но помни про Уголовный кодекс!
– Для моей второй жены главное – бабки! Поэтому в качестве компенсации я отдаю вам дом за полцены. Нине он всегда нравился, и так как решил уйти от этой злыдни, то покупаю квартиру.
– Где? Какую? – заинтересовалась она.
– Твою, на Московской, – заржал Ломакин. – Еще продается?
– Ну да, – медленно протянула она и растерянно глянула на Цесаркина. – Ты не против, Денис?
– Против чего? – резко уточнил Цесаркин. – Дом отличный. Если ты согласна в нем жить, я его завтра же куплю на твое имя. А по поводу квартиры – ты мой ответ знаешь.
– А ты, Денис, не похож на свою родню, – хмыкнул тесть. – Те до сих пор в истерике бьются, что квартира Нине досталась.
– Мой дед находился в своем уме и твердой памяти, поэтому его волю я оспаривать не собираюсь. Да и за долги моя семья должна заплатить. Просто им об этом ничего не известно.
– Ты в курсе? – удивился Нинин отец. А сама Нина замерла на месте.
– Да, – кивнул Цесаркин. – Подлая история. Но если Нина, зная о ней, согласилась выйти за меня замуж, то мне пенять не на что. Единственное, от лица семьи Крутояровых я приношу вам, Александр Петрович, свои искренние извинения. И квартира – это не плата за прегрешения моих предков, а возврат вашей собственности. Для меня важнее моя семья. Я так сильно люблю Нину, что аж дух захватывает.
Денис развел руками, словно говоря: принимайте меня таким, как есть.
Он долго страшился сообщить Нине правду, и сейчас, когда тайна, как нарыв, вскрылась, почувствовал, как страх уходит прочь и в душе разливается теплота.
