– А знаешь, чем ты от Нинки отличаешься? – невесело усмехнулся Ломакин. – Для нее семья – это радость и труд одновременно, но только не унижение собственного достоинства. То, что тебе кажется рабством на галерах, для Нинки – ничего незначащий эпизод.
– Раньше ты пел другое, – хмыкнула Томка.
– Да знаю я! – взревел Ломакин.– Тогда хотелось обсуждать только свое творчество, а Нинку от него мутило. Зато тебе нравилось...
– Я тебя вдохновляла, Мишенька, – жалостливо вставила жена.
– Зачем? Я не понимаю, зачем ты влезла в авантюру с Риохой? Слава богу, эти бриллианты и прочую дребедень украли еще в Барселоне! О моем сыне ты подумала? Каково ему без матери жить? А знать, что она уголовница?
– Но я...
– Заткнись, – отмахнулся Ломакин. – И без тебя тошно! Я чуть под землю не провалился от стыда...
– Какая нежная фиалка, – всплеснула руками Тома. – Да если бы дело выгорело, ты бы и вникать не стал, откуда у Аньки брюлики! А за свой процент свел бы с нужными людьми.
– Ты идиотка, – охнул Ломакин, почувствовав, как закололо под лопаткой и одновременно в голове промелькнула страшная по своей простоте мысль.
«А ведь жена права. Коли брюлики попали в Россию, я бы за свой процент расстарался, а угоди Нина в лапы испанских таможенников, никогда бы не догадался о причастности Томки».
– Прости меня, Мишенька, – вроде бы ласково пробормотала Тамара, но не подошла к нему, продолжая буравить злым взглядом.
– Нет, – отмахнулся Ломакин. – Ты меня совсем за тюфяка держишь!
– А ты и есть тюфяк! Надоела мне твоя Нина! – заорала Тамара. – Нина то. Нина это! Как будто больше нет людей на Земле!
– Ты знала, что я женат, но все равно влезла в нашу семью, увела меня…
– А ты что, бычок на веревочке? – вскинулась жена.– Да, увела! Где бы ты был, мальчик, если остался бы с ней?
– Какая разница, Тома? – тихо заметил Мишка. – Ты хоть понимаешь, что по твоей глупости Нину чуть не посадили в Испании и чуть не убили здесь?
– Чуть не считается, – хмыкнула Тамара. – Подумаешь! – И потерев ладони одну об другую, добавила самодовольно: – Я придумала изумительный план. Две таможни, испанские бандиты. Кто-то из них поквитался бы за мои слезы. Но Тарантуль вернулась домой, а за картиной приперся идиот Диего. Он, конечно, неразборчив в методах. Твоя бывшая жива и относительно здорова, так что вопрос закрыт.
– В качестве компенсации я вернул ей наш дом. Это цена твоего плана.
– Без моего согласия оформил сделку? – уставилась на него разъяренная Томка.
– Это мое имущество, приобретенное до брака с тобой, – терпеливо объяснил Ломакин и хвастливо добавил: – А еще я купил квартиру!
– Ту, что она отжала у родственников старика? – уточнила жена.
– Именно, – хвастливо заявил Ломакин.
– Сделку признают незаконной без моего согласия, – хмыкнула Тома. – А я против такой недвижимости.
– К тебе она никакого отношения не имеет, потому как оформлена на Ромку. Оспорить сделку ты не можешь. Нарушишь права ребенка.
– Убирайся вон! – взвилась Тамара. – Я подаю на развод! Возвращайся к своей Нине и в строительный бизнес! Ищи себе другого продюсера!
– Уже нашел, – пробурчал Мишка и отправился собирать чемодан. – А к Нине я не смогу вернуться, как бы ни хотелось, – пробурчал он, когда Тома зашла в спальню. – Нунька замуж вышла в прошлую пятницу.
– Что? – оторопела жена. – Я не знала. Ты не говорил.
– А что, обязан? – зло вскинулся Ломакин и добавил деловито: – Я ухожу, Тома. Достала.
– И кто же твой новый продюсер? – с гадливой улыбочкой заявила жена, поставив руки в боки.
– Георгий Ямпольский, – хмыкнул Михаил, направляясь к выходу, но по пути остановился. Закинул сумку с ноутбуком через плечо, поставил чемодан на итальянский стул с гнутыми ножками. Жена охнула, но ничего не сказала.
– Ты не любишь людей, Тома, – печально вынес вердикт Ломакин. – Вещи обожаешь, тряпки, а вот людей нет. Относишься к ним как к пешкам. Никому не даешь радости и тепла. Как холодильник, блин! Много полезного, но обнять невозможно. Да и зачем? Но когда к холоду прибавляется яд и ненависть, лучше свалить подобру-поздорову. Только запомни, дорогуша, – Ломакин с силой притянул ее к себе. – Твои многоходовки закончились. Ты, конечно, можешь тренироваться на котиках, но упаси тебя бог навредить Нинке или моему сыну. Я тебя в порошок сотру, поняла?
Ломакин, подхватив свои баулы, направился к выходу, а Тамара так и осталась стоять посреди коридора. А потом медленно побрела в спальню и рухнула на кровать.
«Жизнь закончилась. Некуда спешить, некого любить», – пробормотала она про себя, с трудом понимая, что это не красивый оборот речи, а обрушившаяся на голову реальность.
Глава 31.
К нотариусу Нина заявилась с Фиби. Выздоравливающую собаку только сегодня выписали из клиники, и она ни за что не хотела отпускать от себя хозяйку. Денис не возражал.
"Главное, что Нина со мной, – пробурчал он про себя, глядя на тщедушное собачье тельце, завернутое в одеялко, и печальную мордочку.
– Тебя дома Герда ждет, – подбодрил Цесаркин Фиби. Та оживилась на несколько минут и завертела головой в разные стороны, ища подружку.
– Красотка, Герда дома, – хмыкнула Нина и добавила невесело, – а может, смотаемся за ней, Денис? Пусть охраняет нас от твоих родственников.
– Со своей родней я и сам справлюсь, – заверил ее Цесаркин и обнял за плечи, а через пять минут, зайдя в кабинет щекастого развеселого нотариуса, спиной почувствовал враждебность и холодность.
Его самые близкие люди словно приготовились к бою. Денису они напомнили племя каннибалов, расположившихся вокруг костра и с интересом наблюдающих за наивными туристами, случайно забредшими на исконную территорию. И только баба Варя – Матильда, устроившаяся в сторонке от остальных, искренне улыбнулась.
– Добрый день! – чересчур приветливо поздоровался Цесаркин, словно мальчик-идиот, радующийся всему на свете.
Родственники промолчали.
Мать, скупо улыбнувшись, кивнула, тетка поджала губы, окрашенные ядовито-розовой помадой, сестра сделала вид, что занята телефоном, а старший брат отвернулся к окну и там разглядывал желтые листья, гонимые ветром.
– Приступим! – возвестил нотариус, уставившись на Фиби.
– Она вам не помешает, – тут же ледяным голосом заверила Нина.
Нотариус кивнул и, найдя в пухлом деле какую-то бумажку, откашлявшись, заявил:
– Завещание Ивана Алексеевича Крутоярова, выбравшего меня своим душеприказчиком, содержит несколько условий. Самым главным из них является неразглашение истинных причин, побудивших Ивана Алексеевича и Татьяну Ивановну Крутояровых передать в дар Тарантуль Нине Александровне объект недвижимости на Московской. По нашим данным, вы, Денис Олегович, – нотариус повернулся и пристально посмотрел на Дениса, – докопались до истины. Это правда?
