Нина любовалась этой красотой и с нежностью думала о муже.
– О чем мечтаешь? – поинтересовался Денис три недели назад в преддверии ее дня рождения.
– О путешествии, – выдохнула она. – Но я так устала, что из номера не хочу выходить.
– Заметано, – подмигнул Цесаркин и организовал путешествие в Венецию на Карнавал. Выходить никуда не пришлось. Рано утром Нина выбегала на террасу и охотилась за рассветами, пытаясь сфотографировать город в утренней дымке, а вечером нежилась в объятиях мужа, лениво наблюдая за передвижением остроносых изящных лодок и красотой заката.
Ничего лишнего. Только Гранд Канал, постель и апероль!
– Слышишь? – внезапно насторожилась она.
Денис мотнул головой, давая понять, что ничего он не слышит, как неожиданно стукнул себя по колену.
– Трахни в бок меня медуза, – выругался он. – И тут песни Казимирского! Куда нужно податься, чтобы не слышать этой лабуды? – деланно вздохнул он и прислушался. – Так и есть!
–Я отбился от рук,
Я условный мотал!
Престарелый физрук
Мне морали читал, – донеслось от Сан-Марко.
– Вот объясни мне, – хмыкнул Цесаркин, – как Мишке удается с таким надрывом писать абсолютную бессмыслицу? Условный мотал – просто оксюморон! Это я тебе как адвокат говорю.
– Зато его песни давно на первых местах в чартах, – весело отмахнулась Нина. – Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет!
Денис расхохотался и снова полез целоваться, давая понять, что творчество Ломакина их совершенно не касается. Но невидимый певец с чувством выводил все ближе и ближе:
-Рифмы бьются в мозги,
В горло льется первач,
Но не видно ни зги,
Где-то слышится плач.
Денис, с трудом оторвавшись от жены, подошел к бортику террасы, всмотрелся в сумерки, пытаясь среди десятка гондол различить именно ту, где соотечественник тянул басом нетленные строки Гоши Казимирского. И в этот момент с другой стороны Гранд Канала грянул разноголосый хор:
-Я зашел на вираж
И пою невпопад,
Ощущаю кураж
Третьи сутки подряд…
Цесаркин кашлянул и, пробормотав: «Мишка нам не простит!», сам запел с интонацией Ломакина:
–Я иду на рожон,
Откровенно хамя,
Я забуду всех жен,
Твое имя храня!
– Гоша! Гоша! – послышалось отовсюду. – Он здесь, на канале!
– Уходим, Нин, – хмыкнул Цесаркин и, сграбастав жену в охапку, быстро ретировался в номер. Встречаться с Мишкиными поклонниками им с Ниной не хотелось.
Вжавшись подбородком в холодный подоконник, Пеппе не понял, что сейчас произошло. Кто кому подпевал на чужом языке, и почему «гости» сбежали с террасы? Но в тот момент, когда мужчина подхватил на руки свою женщину, а она, смеясь, запрокинула голову, в свете фонарей Пеппе увидел ее лицо и обомлел. «Гостья» из номера люкс, как сестра-близнец, походила на ту самую дамочку, которой он в Барселоне всучил по просьбе Диего картину с пустым тайником, а потом еще позвонил в аэропорт и сообщил о вывозе достояния Испании. Пеппе мотнул головой, словно отряхиваясь от глупых воспоминаний, и заметался по комнате, хватая самое необходимое, потом тихо спустился по круглой винтовой лестнице и, оказавшись в кабинете хозяйки, рванул на себя ящик бюро из мореного дуба. Один за другим открыл паспорта постояльцев, моля, чтобы хоть кто-нибудь из них оказался соотечественником. А потом, прихватив паспорт гражданина Израиля, бросился вниз к теткиной лодке, доплыл на ней до Стеклянного моста, а там, поймав попутку, доехал до аэропорта, с удивлением обнаружив, что ближайший рейс только в Рио-де-Жанейро.
«С карнавала на карнавал», – хмыкнул про себя Пеппе, мысленно вознося молитву Мадонне о том, что уберегла и вовремя послала знак, предупреждающий об опасности.
Оказавшись в номере, Денис вместе с Ниной плюхнулся в постель и нажал на пульт телевизора. Канал, настроенный на российское ТВ, показывал интервью новой знаменитости старому журналисту. Ломакин в белой рубашке и синих джинсах восседал в студии и отвечал на вопросы манерного ведущего.
– Вы пользуетесь большой популярностью у противоположного пола, – воскликнул журналист. – У вас было несколько жен и множество приписываемых вам романов, кто из них ваша муза?
– Я не помню никого, кроме первой жены и матери моего сына и той девушки, с которой живу именно сейчас.
– Интересная трактовка, – хмыкнул журналист и снова осведомился: – А кто все-таки ваша муза?
– Мать моего сына, – совершенно серьезно заметил Ломакин.
– Какой ужас! – нарочито громко взвыл Цесаркин, падая на подушки. – С ума сойти, я женился на музе Гоши Казимирского!
Нина попыталась ущипнуть мужа за живот, но он не позволил, навалившись на нее сверху.
– Я люблю тебя, – пробормотал Цесаркин. – Пусть Ломакин кусает локти, что потерял свою музу. А я просто счастлив, что успел заполучить тебя в жены. Ты – моя судьба, Нинуля! Единственная на веки вечные.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала Нина.
Где-то вдалеке зазвонил скайп, прерывая ее признания. Денис чертыхнулся и, подскочив, принялся искать планшет.
– Вы уже спите? – наивно осведомилась теща, увидев Нину в постели.
– Рано встали, – смущаясь, пробормотала она, мысленно отмечая, что халат вроде плотно запахнут.
– С днем рождения, Нунечка, – закричали по ту сторону экрана мама, папа, Ромка, Грегуар Гарш и Матильда. – С днем рождения! Мы пьем за твое здоровье!
Нина, тяжело сглотнув ком в горле, чуть не расплакалась от избытка чувств. От благодарности и любви к родителям, от вселенской любви к сыну и от дикой привязанности к старым друзьям семьи.
– Спасибо, спасибо, – бормотала она, улыбаясь сквозь слезы своим близким и искренне жалея, что не может их обнять.
– А где Катерина? – строго поинтересовался Цесаркин, оглядывая разношерстную компанию, собравшуюся в Тарнаусе.
– Твоя дочь, – хмыкнул тесть, – опять оккупировала мою мастерскую, играет там в куклы.
– Одна? – напрягся Цесаркин.
– Нет, – замахал руками Ромка. – С ней Фиби и Герда. Я недавно заглядывал.
– У меня есть тост! – провозгласила Варвара, когда сеанс связи с Венецией закончился.
– Сейчас еще принесу коньяк, – заверил Александр Петрович и вышел из комнаты.
– Сам ходит, – прошептала Варвара. – Как же это здорово!
– Операции помогли, – пробормотала Марина, Нинина мать.
– А еще квартиру от Крутоярова не хотел принимать. Видишь, все на пользу пошло!
– Человек чести, – тихо заметила Марина. – Не желал с Шельмой связываться.
