«Еще позавчера утром, уходя на работу, я чувствовала себя ребенком, — неожиданно пронеслось в голове, — а уже к вечеру того же дня стала взрослой. И жить теперь нужно как-то самой и думать… Никто совета не даст и не прижмет к груди. Не назовет красавицей и не положит на тарелку теплый еще пирожок. Что же мне делать? Что?» — мысленно поинтересовалась Настя и тут же услышала теткин шепот:
— Ты матери звонила? Она приедет на похороны?
— В Италию, тетя Оля? — приподняла бровь Настя. — Зачем ее расстраивать, если приехать она все равно не сможет?
— Ну если так, — хмыкнула тетка. — Хотя, если так разобраться, она маме больше всех обязана. Вон тебя в люди бабушка Дина вывела…
— Я и обязана больше всех, — кивнула Настя и вскинулась недовольно: — Мама-то тут при чем?
Она хотела добавить, что мать живет с новым мужем и ей наплевать на саму Настю, ее бабушку и всех остальных жителей Российской Федерации. И-та-лия! Волшебная страна, где круглый год солнце, а рядом любвеобильный мужчина. А все, кто остался в Рашке, быдло и идиоты. Настя поморщилась и обвела взглядом холл Дворца Культуры.
Дубовый гроб на невысоком постаменте, куча венков. Она сама вместе с теткой и другими родственниками сидит неподалеку и встает всякий раз, когда подходит кто-то серьезный и важный. Вон даже глава администрации почтил своим присутствием. Нет, Настя знала, что он учился у бабушки, и Дина об этом помнила. Но то, что сам мэр не забыл, как-то с трудом верилось. А вот стоит, печальный и насупленный, и рассказывает, как Дина его за курево гоняла в восьмом классе. Настя повела глаза чуть в бок и заметила своих друзей, топтавшихся в сторонке. Попробовала встать, когда ей на плечо легла тяжелая ладонь Егора.
— Ты куда? — прошипел он. — Имей уважение…
Настя пробормотала в ответ, что ее перемещения его не касаются, и направилась к кучке озиравшейся молодежи.
— Ну ни фига, Тарасова, — только и сумела выдохнуть Ритка. — Твою бабку как члена правительства хоронят!
— Заслужила, — прошептала Настя, а сама подумала, что уже задыхается от официоза и, честно говоря, даже не представляла, что похороны превратятся в подобную церемонию.
— Дина Васильевна ого-го была, — пробубнил оказавшийся поблизости Колька. — Наш выпуск у нее последний. Легендарная учительница, — он попробовал обнять Настю, но она, увидев, что в зал вошел Димка, слегка отстранилась.
— Может, мне с тобой остаться, — пробурчал он, а потом, повернув голову к рядам скорбящих родственников, протянул удивленно: — А Кайман к тебе каким боком? — криво усмехнулся Колька и даже приуныл.
– Дальний родственник, — отмахнулась Настя и даже хотела пояснить, что сам Егор никакого отношения к ее семье не имеет, когда увидела Галину Анатольевну, начальницу отдела кадров.
— У, какие похороны пышные, — недовольно хмыкнула она и воззрилась на Егора, вытиравшего лоб белоснежным платком. Настя проследила за ее взглядом и столкнулась с голубыми холодными глазами Каймана, словно говорившими: «Вернись сейчас же!».
— На вот, — Буровкина протянула два конверта, а про себя пожалела, что не ополовинила хотя бы один.
«Видать, семья богатая, раз прощаются по высшему разряду», — подумалось ей. Галка вышла из душного зала и замерла на ступеньках, намереваясь отойти в сторону покурить, когда мимо прошли двое солидных мужчин. Один, остановившись чуть ли не рядом с Буровкиной, полез за телефоном и кому-то велел в трубку:
— Подвал передовицы мне оставь. Тут такие похороны интересные. Оказывается, учительница первая моя, заслуженная и уважаемая, состояла в родстве с Аллигатором… Да нет, не ошибаюсь. Тут и Кайман молодой, и Бэлла. Только Христофора с его головорезами не хватает. Ага, точно! Я статью назову «Уважаемые люди».
Галина замерла, дважды услышав знакомое прозвище. Именно Кайманом пугал народ на собрании Тузик.
«Если у Насти все в шоколаде, то почему ходит как ошарашка? И постоянно твердит, что денег не хватает… Бедненькая Настенька с бабушкой живет… Что-то тут нечисто».
Буровкина не теряя ни минуты, отправилась в офис, закурив дорогой. Она глубоко затянулась сигаретой и, решив, что заслужит одобрение Тузика, коли выведет Тарасову на чистую воду.
«Прокололась, девочка, — довольно хмыкнула она. — Пеняй на себя!»
Настя, вернувшись обратно, снова села между теткой и Бэллой, а сзади в затылок дышал Егор. Закончил траурную речь мэр, за ним кто-то еще из бабушкиных учеников, а потом какой-то странный распорядитель попросил, чтобы кто-то от родственников сказал слово. Ольга пнула в бок Настю. Та отшатнулась:
— Я не могу, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо…
— Оставь ее, Оль, — велела Бэлла и кивнула в сторону Ильи.
— Я скажу, — твердым голосом начал Аллигатор. — Дина — моя двоюродная сестра, — бодро заявил он, а про себя подумал, что вот так прилюдно отрекся от своей великой любви. Не посмел даже в последние минуты назвать эту женщину любимой и, тяжело вздохнув, продолжил: — Мы выросли вместе. Мало того, что родственники, так еще и лучшие друзья. И сколько нам тогда исполнилось? Лет, наверное, десять. Шли мы с Диной мимо речки. Лед еще держался, но ходить по нему уже запрещалось. И тут увидели, что собака тонет. Я кинулся ее спасать. Мелкая крикливая собачонка. Я на лед упал и подполз. Собаку из полыньи-то я выкинул на лед, и она удрала. А сам провалился. Так Дина не испугалась. Нашла длинную доску и вместе с ней ко мне поползла. Потом тянула из последних сил. Ну и я старался. Вытащила она меня. Полежали на льду, дух перевели и домой. Оба грязные и мокрые. Бабка, конечно, накричала…
— Потонете, домой не приходите, — пробормотали, как по команде, родственники. А Илья неспешно подошел к гробу и поцеловал бабушку в лоб.
После поминок Настя хотела добираться домой сама, но Бэлла остановила ее.
— Мы тебя довезем, — схватила она ее за кисть руки и легонько сжала. — Нечего тебе расстроенной одной по улицам шастать.
Настя кивнула и, пробормотав: «Спасибо», вместе с Бэлкой забралась на заднее сиденье Галендвагена. Егор сел за руль и недобро покосился на нее в зеркало заднего вида.
— Завезем Настю, потом маму домой, — велел Илья, усаживаясь рядом, — и в офис поедем. Дел по горло. Хочу до отъезда разгрести.
— Вы меня около остановки высадите, — попросила Настя. — Я там пешком пройду.
— Мне тут на машине ездить страшно, — пробурчала Бэлла и фыркнула недовольно: — Не болтай глупости! До самого подъезда довезем.
Егору хотелось придушить мать за благие намерения. Известно, куда ими дорожка вымощена! Но он покосился на Аллигатора, согласившегося с Бэллой, и счел за благо промолчать. Хватит и утренней выволочки.
«Уважь Настю как мою родственницу, — мысленно передразнил он отца и возразил сам себе: — В этом-то вся и проблема. Мне ее хочется не уважать, а просто трахнуть. А потом забыть…» — подумал Кайман и проревел в голос:
