Катя тяжело вздохнула, возвращаясь в реальность. А потом решительно убрала брошку обратно в сейф. Заперла мудреный замок и снова всмотрелась в добродушное лицо отца. Высокие скулы. Выдающийся лоб и непокорные белые вихры, причесанные за минуту до прихода фотографа.
— Папа, папочка, — прошептала Катя. — Как же я люблю тебя. И что же мне делать, а?
Она будто услышала строгий, но вместе с тем любящий голос:
— Займись делом, Катюнь. Хватит валять дурака.
Катерина вернулась в более обжитую часть дома. Вышла на кухню, где мама кормила Глеба и выспрашивала новости о внуке.
— Ты бы приехала, помогла Наташке, — пробурчал брат с набитым ртом. — У мелкого то живот, то зубы. Натка ночами не спит…
— Я только днем на пару часов могу подменить, — развела руками мама. — Тут дом и Ронка. Я же все не брошу.
— Давай я у вас поселюсь, — предложила Катерина, вытаскивая из тарелки брата ломтик малосольного огурца и быстро отправляя его в рот.
— Катя, — поморщилась мама. — Наложи себе в тарелку и ешь.
А брат лишь рассмеялся и довольно обронил:
— А что, Катюха, это идея! Натка тебе обрадуется. Алису с собой возьмешь.
— Она завтра едет в языковой лагерь в Сочи, — отмахнулась Катя. — Я целый месяц в твоем распоряжении. Алиску провожу и к вам приеду.
Теперь, по прошествии трех недель, Катерина даже точно понять не могла, как же быстро он пролетел. Соски, пеленки, колыбельные прочно вошли в ее жизнь, отбросив за ненадобностью подковерную возню Бурова, слишком чистенького Алтаева и дорогого товарища Феликса, единственного, кто соединял ее с внешним миром. Она подолгу болтала с Алиской по телефону, нянчилась с племянником и чаевничала с невесткой, когда маленький тиран давал хоть минутный отдых. Катерина прижималась носом к крохотному тельцу, пахнувшему молочком и детской присыпкой, и чувствовала простую искреннюю радость. Маленький человечек заполонил собою весь мир, превратив проблемы во что-то далекое и несущественное.
Катерина пренебрегла советом Сарычева и подавать в суд на журналистов не стала. Зачем? Проорутся и успокоятся. А так им лишний повод написать еще какую-нибудь гадость. Только по ночам она тихонечко ревела из-за Марата. Не ожидала от него, что так быстро отступится. Почему-то поверила собственной чуйке, что наконец встретила настоящего мужчину. Да еще влюбилась, идиотка!
Катя тяжело вздохнула, укачивая Кирюшку, и, почувствовав накатившую тошноту, быстро передала ребенка матери.
— Что-то мне нехорошо, — поморщилась она.
— Сарычева нет поблизости, — пошутила невестка и в сердцах добавила: — Я тебя заклинаю, Кать, не смей снова вступать в ту самую говенную реку. Ясен пень, что с ним ты как за каменной стеной. Но туда, за эту стену, и солнечный луч не проникнет.
— Знаю, — успела пробормотать Катерина и, зажав рот рукой, бросилась в туалет. — Наверное, не стоило допивать просроченный кефир, — усмехнулась она.
— Кефир? — подозрительно осведомилась Наташа, укачивая сына.
— А чем бы я еще отравилась? — хмыкнула Катя. — Все свежее, мы с тобой каждый день готовим.
— А ты залететь не могла, птица счастья? — как бы между прочим обронила невестка и тут же добавила обеспокоенно: — У меня тесты есть. Хочешь?
— Наверное, да, — нерешительно заметила Катя и уже через какие-то полчаса любовалась на две полоски, проявившиеся на узкой картонке.
— Твою мать, — ругнулась она от неожиданности, а потом, прислонившись лбом к белой плитке, задумалась.
— Залетела ворона в царские хоромы, — пробурчала под нос Катя.
«Ребенок— это всегда хорошо, — самой себе заявила она. — Вот только кто у нас счастливый отец? Феликс, как шакал, напавший на меня в баньке, или Алтаев, прижавший к стеночке? Ставлю на Марата. Постарался наш чистоплюйчик».
Как правило, женщина интуитивно чувствует, кто именно отец ее ребенка. Перед глазами внезапно всплыло лицо Марата в тот самый момент, когда Буров, не дав ей извиниться, выставил за порог.
«Что там было?» — в который раз задалась вопросом Катя. Раздражение, разочарование и брезгливость. Легкая, чуть заметная. Но она с головой выдавала Алтаева, наверное, решившего, что если Катя умыкнула брошку, то и деньги со счетов Бурова крала тоже.
Она, как больная, с трудом отворила дверь и, вывалившись в коридор, кинулась к себе в комнату. Рухнула на кровать и разрыдалась.
— Что же теперь делать? — снова поинтересовалась она у самой себя.
В комнату влетела Натка.
— Ну что? — глянула широко распахнутыми глазами. — Какой результат?
— Стопроцентное попадание, мать, — невесело усмехнулась Катерина. — Ну мне для полного счастья только этого не хватало…
— Две полоски? — охнула невестка и опрометью кинулась в туалет, где на тумбе около раковины лежал ненавистный тест. — Спрятать или выкинуть? — поинтересовалась она. — Что он на виду валяется? Сейчас Глеб ненароком зайдет или свекровь явится…
— Выкинь, — поморщилась Катя. — Я еще потом сделаю, да и врачу показаться надо. Только пока никому не говори. Даже Глебу.
— Хорошо, — кивнула Натка и тут же бросила полоску картона на дно пустой корзинки, застеленной прозрачным кульком. Так что когда утром Глеб Наумов выкидывал мусор, то тест на беременность с двумя розовыми полосками, маячивший на дне пакета, сразу бросился ему в глаза. От удивления Глеб даже задохнулся. Но вытаскивать кулек из чрева мусорной машины не стал. Он вернулся домой и внимательно воззрился на жену, вместе с трехмесячным сыном спящую в супружеской кровати. Глеб почувствовал неимоверную нежность к Наталье и в то же время дикое раздражение на самого себя!
«Вроде предохранялся, — мысленно поморщился он, становясь на колени рядом с кроватью и аккуратно убирая с лица любимой непослушные русые прядки. — Наверное, когда душ принимали вместе, тогда и залетели. Блин, с одного раза!»
— Натка, — позвал он жену, — поговори со мной.
— Отвали, Наумов, — пробормотала сквозь сон она. — Твой сын только угомонился. Лучше приготовь завтрак, а?
Он неслышно вышел из комнаты, даже не зная, радоваться или нет утренней новости. Но вопрос, почему жена, получив положительный результат, сразу выкинула тест, буравил душу.
«Наверное, хочет оставить, — подумалось ему, — и решила, что я буду против. Вот и молчит до срока, когда уже прервать невозможно. Или, наоборот, собралась втихаря аборт сделать», — почесал башку Наумов, чувствуя, как начинает злиться на Наталью.
— Мать твою за ногу, — выругался он. — Решила меня втемную использовать…
— Что-то случилось, Глепа-а? — поинтересовалась сонная Катерина, заходя на кухню. Сестра быстро на автомате поставила греться чайник и, достав из холодильника молоко и дрожжи, замесила опару на оладьи. — Кто тебя использует, братец?
