– А как ты вообще здесь оказался? – спросила я.
– Эмиль позвонил, сказал ранен… А где, не сказал! Я из-за тебя, дебила, полгорода объехал, пока нашел… Что случилось? Или на, – Феликс пощелкал длинным пинцетом. – Сам себе выковыривай.
От вида инструмента меня замутило. Я отстранилась, чуть не выронив полотенце. Эмиль перехватил его сам, стирая с груди все, что успело отмокнуть.
– Не при Яне, – коротко ответил он, голос стал ниже и раздражительным.
Феликс сходил на кухню за ножом и пояснил, как будто мне:
– Расширить надо. Выдержишь?
Эмиль плотно стиснул челюсти, готовясь к боли – так, что желваки напряглись.
– Выдержит, – ответила я вместо него. – Он сильный, терпеть умеет.
Эмиль откинулся назад, опираясь локтем, поерзал, словно искал удобное положение. Сжатые губы побелели.
Я отсела подальше, уступая место, и опустила голову. Не хочу смотреть, как в моем бывшем муже ковыряются пинцетом. Я ждала крика, но Эмиль только замычал сквозь зубы. Боковым зрением я видела, как он дернул ногой, изо всех сил упираясь в пол, а затем ею же оттолкнул брата.
– Осторожно! – зарычал он. – Ребра сломаны, не дави так.
Как то тело в кустах, он весь переломанный… Только почему-то живой. И я не понимала, что его спасло.
– Да тише! – снова огрызнулся он.
Короткое рычание и Феликс выругался – Эмиль что, укусил брата? Я несмело подняла глаза: Эмиль привстал, с ненавистью глядя на Феликса, одно из ранений ему расковыряли и по животу текла свежая кровь.
– Придурок! – Феликс встрянул укушенной рукой и швырнул нож на диван. – Пусть вон она с тобой возится, – он кивнул на меня. – Надоел.
Он ушел на кухню, хлопнув дверью.
– Сам придурок, – зарычал вслед Эмиль, неловко поднялся и подобрал инструменты. – Пойдем, Яна, поможешь.
В ванной он отдал мне пинцет и встал с ножом перед зеркалом, примеряясь к соседнему пулевому. Он щурился и мазал мимо раны, справится ли вообще?..
– Ты сможешь сам? – я села на бортик ванны, рассматривая красноватый кафель после неудачной уборки.
– Конечно, смогу. Тянуть нет времени.
О времени Эмиль говорил будто убеждал себя, настраиваясь на нужный лад. Неуклюже сжал нож, пытаясь сделать хват увереннее, и резко вдавил острие в рану. Я отвела глаза и теперь рассматривала ванну.
Штора, грудой валявшаяся на дне, тоже вызывала вопросы. Ее притащил Эмиль, но зачем?
– Дай пинцет! – сдавленно попросил он.
Я протянула не глядя и через минуту услышала, как пуля звонко упала в раковину. Еще минут пять и за ней отправилась вторая.
Эмиль стоял, опираясь на фаянсовый край и слепо смотрел в слив. Потом закрыл глаза, отдыхая от боли. Из-под век все еще текли слезы. Ему должно быть больно от света, но я не помнила, есть ли у меня солнцезащитные очки… Я выбросила всё: одежду, все его вещи, и сейчас жалела об этом.
Мне так стало его жаль, что я протянула руку и коснулась спины.
– Убери,– зарычал Эмиль. – Без тебя хреново.
Я снова обхватила пальцами бортики ванны. Понимаю, он психует от боли, но меня это задело… Горечь и обида – верные спутники жизни с Эмилем.
– Расскажи, что случилось. Я ведь тебя покормила.
Какое-то время он молчал, словно размышлял, стоит ли мой поступок откровенности.
– В городе пожиратель, – вдруг сказал он. – Это другой вид, ты о них не знаешь. Я нарвался на него, когда поехал за тобой к Андрею. И безумно рад, что ты не пострадала.
– Я тоже рада, что ты жив… – мой циничный вопрос застрял в горле, но я продолжила. – Только как, Эмиль? Ты весь… У тебя столько ранений.
– Сам не знаю, – признался он. – Должен был сдохнуть. Я когда сумел вырваться, еще был в сознании. По дороге позвонил Феликсу, а потом, как в тумане. Сам не знаю, как дошел. Спасибо, Яна… Я тебе благодарен.
Эмиль смотрел на меня, но насквозь. Почти слепой, он не видел выражения моего лица.
– Ты мог меня убить, – пробормотала я. – Когда я тебя нашла, ты был невменяемым.
– Не мог, – отрезал он, медленно выпрямился и включил душ. – Я ведь не напал, правильно?
Я покачала головой, пробуя воду ладонью – холодная, и отрегулировала до приятного теплого ощущения.
– Яна, я шел домой. Я ведь здесь жил. Жил с тобой. В каком бы состоянии я ни был, я всегда инстинктивно узнаю жену. Ты для меня своя.
– Эмиль, ты умирал… Человек для вампира просто еда.
– Я полукровка, – напомнил он. – Я бы тебя не тронул.
По шум бегущей воды Эмиль начал сдирать с себя остатки рубашки, но сломанные ребра лишают свободы действий. Он остановился отдышаться и переждать боль. Я уже догадалась, кто будет его мыть: сам он помыться не сможет.
– Расскажи, кто он такой, – я встала, помогла ему вылезти из рукавов и подождала, пока Эмиль расстегнет ремень.
Уже не смущало, что он делает это при мне – мы были любовниками, ну и что? У меня появилось ощущение, что я помогаю раздеться боевому товарищу, члену семьи, кому угодно, но не тому, с кем буду спать.
Только он пока об этом не знает.
– Тварь он, – огрызнулся Эмиль. – Встречаются редко, всегда по одному, но убивают нас, если видят. Я подозревал. Когда со вторым убийством звонили, предположил, что это один из них. Тебе решил не говорить. Город и так трясет.
– Ты мне не доверяешь? – нахмурилась я.
– Тебе да, а Андрею нет. Ты бы ему рассказала, я прав?
Эмиль уставился на меня, расстегивая брюки. Если бы он с самого начала предполагал, что убийца – вид вампира, про который я не знаю, то… Вынуждена признать, что да. За подробностями я бы пошла к Андрею.
– Теперь ясно, почему все так нервничали, – я все-таки отвела глаза, когда он разделся полностью.
Пока Эмиль не влез в ванну, я рассматривала потолок, затем подобрала смеситель и отрегулировала напор. Начала с головы, осторожничая с ранами. Вода размывала светлые пряди на макушке и красная, стекала по лицу.
Эмиль улыбнулся – ему нравилось, что я с ним вожусь. Смываю кровь, как положено супруге. Наверное, считает, что оказал мне честь, когда пришел ко мне, вот я и размякла.
Но с ним всегда так было: Эмиль возвращается, когда припрет. Однажды он сказал, что я все ему прощаю. Сейчас от этого стало так горько и больно, что захотелось отвесить ему еще одну пощечину – потому что он прав. Черт возьми, прав…
Где он был эти три месяца? У кого коротал ночи?
Его легко любить, когда он щедрый и добрый. А с простреленной головой и в ломке он никому не нужен кроме меня. Ни своим женщинам, ни сторонникам, ни брату.
