Он встал на колени рядом и поцеловал так жадно, словно пытался напиться от меня жизнью. Чтобы проделать это ему пришлось сгорбиться, а мне привстать — слишком большая у нас разница в размерах. Рука так глубоко скользнула под полотенце, что я ощутила, как сильно он возбужден.
Кирилл бросил мои губы и снова уткнулся в шею, тихо заворчал. Грубоватая ласка: зубами он попытался схватить кожу и ее неслабо царапнуло.
Я сглотнула — клыки. Кир так разошелся, что неосознанно перекидывался. Оборотень не сожрет ту, кого собирается уложить в постель, но совладать с собой потребуются усилия.
Стук в дверь заставил меня остановиться. Ко мне нечасто заглядывают гости. Проверить, кто там, или затихнуть?
— Кир, — прошептала я. — Подожди… Надо узнать, кто пришел… У нас еще будет время.
Кир впился глубже в шею, зарычал, крепко стискивая, словно я добыча, а не женщина.
— Вдруг это важно, — прошептала я.
— Проверь, — раздраженно разрешил он.
Я выпрямилась, помятая сильными руками. Мышцы приятно ныли после суровых ласк.
Полотенце Кира чуть не свалилось, он обернул его вокруг бедер, заткнул край. Туго затянутое на бедрах, оно подчеркивало косые мышцы живота и продольные шрамы.
Впервые за долгий срок я смотрела на него, как на мужчину. Этого еще не хватало! Чтобы отделаться от мыслей о сексе, я поспешила к двери.
Кого там принесло? Надеюсь, это не Руслан и не львы… Отпирая дверь, я оглянулась на Кира. Открытый взгляд, сексуальная улыбка — он никого не боялся и думал о том, как будет обладать мной. Его ничего не остановит и неважно, кто там притащился.
Осторожно, как солдат, ждущий пулю вместо приветствия, я выглянула за дверь.
Вместо киллера в подъезде обнаружился незнакомый парнишка. На сгибе локтя лежал шикарный букет роз в хрустящем целлофане. И улыбался он так счастливо, словно я подарила ему миллион долларов.
— Доставка, — сообщил он на мой встревоженно-вопросительный взгляд. — Распишитесь.
Глава 43
Какое облегчение!
Кир бы мигом оторвал ноги кому угодно, но курьера, думаю, пощадит. Паренек стал серьезным: Зверь в полотенце из глубины прихожей наблюдал, как мы обмениваемся любезностями.
— Всего наилучшего, — он вручил мне букет и положил поверх целлофана открытку.
Я захлопнула дверь и включила свет, рассматривая это добро.
Кир подошел со спины и застыл. Я почувствовала напряжение — оно повисло вокруг, казалось, что от него густеет воздух, напитываясь электричеством. Я обернулась: открыв рот, он сверлил взглядом подарки, и дыхание становилось все тяжелей.
Что-то чуял.
— От кого это? — в голос просочился громоподобный тигриный рык.
Я развернула открытку, но не успела прочесть.
Кир вынул ее из пальцев, поднес к лицу и вдохнул. Радужка пожелтела, зрачки тревожно раздулись. Мышцы мгновенно натянулись, словно противник был здесь собственной персоной, а не только запах.
— Кир… — испугалась я.
Он щерился, обнажая клыки, а затем сбросил с себя полотенце. Мокрая одежда валялась под ногами, и он подобрал штаны.
— Куда ты?! — я схватила его за руки, но он стряхнул меня, быстро натягивая джинсы. Мокрые, они морщинились и надевались с трудом.
Справившись, он оттолкнул меня с порога и бросился из квартиры. Я подбежала к окну и вгляделась в темноту. Двор пуст… Из подъезда вышел Кир — напружиненный, готовый к драке. Плечи расправлены, он был высоким и страшным — грозный противник. Постояв, он скрылся в темноте.
— Куда ты, — с досадой прошептала я, словно он мог слышать.
Открытку он бросил в коридоре. Я вернулась, подобрала букет и квадрат из картона. Я так и не прочла, что там.
«Приносим извинения за неудачу в любви, Оливия. Позвольте загладить вину. Ждем и надеемся на новую встречу».
Подписи нет, но я знала, кто это.
— Уроды, — прошептала я.
Букет, зашуршав, упал на пол. Я выбежала в коридор и быстро обулась, понимая, что не успею. Он почуял их — понял, что это оборотни и конкуренты. Пошел искать, в надежде, что они ошиваются неподалеку.
И если найдет — драки не избежать. Один против двоих — это очень рискованно, а Кир горячий и гордый. Он кинется в драку, не попросив помощи.
Я выбежала на улицу, не обращая внимания на осенний холод. Оглянулась, но видела только очертания в темноте. Где же Кир? По наитию, я пошла влево, а затем побежала, чувствуя, как за спиной развевается халат. Улица тоже пуста — только фонари в ряд. Шорохи, шум листвы, далекая сирена… Обычные звуки. Как ни слушала, я не слышала его.
Я пошла вдоль по улице, уловила рычание и кинулась в проход между домами — в соседний переулок.
— Кир!
Он шел навстречу, согнувшись. Спотыкался, напряженное лицо стало бессмысленным. Между рук, сложенных на груди, торчала рукоятка ножа. Чужого, незнакомого, и массивного.
Из меня словно вышибло воздух. Чтобы устоять, я схватилась руками за голые холодные кирпичи.
Кир дотащился до стены и оперся рукой.
— Кир! — я подбежала, не зная, чем помочь.
Силы оставили его на пол пути и он остановился. Слишком большой и тяжелый, чтобы я могла помочь.
— Кир? — я погладила напряженную спину. — Сильно плохо?
Я видела все сама, но хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее. «Помоги дойти до машины, Оливия, и все будет хорошо». Но Кир потрясенно молчал — он не мог давать обещаний.
— Ты слышишь?
Он открыл рот, словно пытался глубже вдохнуть — и не мог. Кир задыхался — страшно, по-настоящему. Это выглядело не как в кино. Ты видишь, что человек не может дышать и медленно умирает.
Он хрипло набрал воздуха и будто подавился. Лицо побагровело, на шее и висках вздулись вены. Он оскалился, стиснул зубы, будто переживал жестокую боль и попытался вдохнуть снова. Судя по тихому хрипу, удавалось с трудом.
— Кир! — я схватила его лицо ладонями.
Меня охватила паника. Оборотни живучи — и даже очень. Они могут получить такие травмы, что человек сдохнет без шансов. Но Кир выживал: и когда его выпотрошили, и когда прокусили горло. А это всего лишь нож! Этого не может быть!
Но мой любимый не мог дышать и съезжал по стене — мы уже были почти одного роста и смотрели друг другу в глаза. Окровавленные пальцы сомкнулись на рукоятке ножа, ощупали, мараясь, сжали его.
Кир пытался что-то сказать, но изо рта вырывался хрип.
Я прочла по губам: «Оливия».
В глазах стояла мольба, словно он просил, чтобы я задержала его на этом свете. Но над смертью и жизнью я не властна.
