— Где ребенок, старуха? — зарычал он, обнажив клыки. На шее вздулись вены.
Кир обошел брата и приблизился к женщине с другой стороны, с металлическим шорохом вынул из ножен свой нож.
Она знала, кто мы. Знала, почему его назвали Зверем, что мой Руслан беспощаден. Она сразу сдалась: присела, закрываясь руками, и повалилась на колени. Сухие ноги подвели, не выдержав от страха.
Руслан расправил плечи, словно перед ним был противник, а не пожилая травница. Ему нет разницы, кого пугать — со всеми он поступал одинаково. Кир приставил ей нож к горлу. Мышцы подрагивали, словно ему не терпелось пустить его в дело.
— Скажи, где дочь и тебя не тронут, — подсказала я.
Руслан зарычал — это он тут главный, а я распоряжаюсь. Но я год ждала этого момента, так что потерпит. Я подошла и опустилась на колени, схватив натруженные руки травницы. Они дрожали, а кожа была сухой и очень тонкой.
Мальчики нависали на нами, словно великаны из сказок. Огромные, злые, разогретые дракой и вновь готовые пустить в дело когти.
— Где она? — повторила я. — Это мой ребенок, ты должна ее отдать!
Она что-то забормотала, и я наклонилась ниже. Женщина была так перепугана, что едва говорила. Расширенные глаза напоминали птичьи — бессмысленные и круглые.
Я нахмурилась, пытаясь уловить суть:
— Не надо… Она не готова…
— Кто не готов? — я нетерпеливо встряхнула руки.
— Простите меня, — запричитала она, закрываясь от теней мальчиков. — Девочка превращенная… Она не готова…
Парни заворчали громче — бесились. Кир пошел по кругу, обходя травницу. Руслан наклонился и заорал ей в лицо:
— Верни дочь!
Она захныкала, умоляя не убивать… А я оказалась за их кругом, одиноко стоящая на коленях среди двора. Превращенная?..
Я потрясенно смотрела перед собой — догадалась, о чем она. Когда мне подсыпали траву, она начала перекидываться в утробе… Но оборотни рождаются в человеческом виде, они не умеют менять облик от рождения. Учатся этому, как всему другому, как первым шагам. И до тех пор, пока не научатся понимать слова и владеть своим телом. А моя дочь родилась частично зверем. Она все еще…
— Отдай ее! — завопила я, как сумасшедшая. — Это не твое дело!
Травница не хотела показывать ее такой. Парни обернулись: я стояла на коленях и грозно смотрела на нее. Не люблю причинять боль, но ее я была готова ударить.
— Где она? — завизжала я, как резаная.
— У моей сестры! — выкрикнула она. — Она у моей сестры на хуторе! Не трогайте нас… Мне принесли обращенного ребенка, еле живого, что я должна была делать?!
Лезвие ножа уже лежало под челюстью травницы, заставив запрокинуть голову. Она смотрела в осеннее небо, рыдала и ее трясло. Это слегка меня отрезвило. Александр принес ей полуживого младенца. Травница вернула ее к жизни.
— Не надо, — попросила я Кира. — Брось ее.
— Если ты солгала, мы вернемся, — проворчал он с темным удовольствием.
— Я вернусь, — добавил Руслан.
Мальчики направились мне навстречу и я подала руки, чтобы мне помогли встать. Ослабевшая, после вспышки бешенства, я едва могла стоять — голова шла кругом. Кирилл усадил меня в пикап. Из меня словно вынули стержень, и я превратилось в хлипкий кисель.
Руслан вернулся в машину последним — выяснял у травницы адрес. Кир ждал развязки — то ли в салон лезть, то ли порвать на части мерзкую бабу и устроить пиршество. Рот был приоткрыт, словно он чуял добычу.
Наконец, Рус занял место за рулем: сосредоточенный, злой. Ноздри раздувались, брови нахмурены — он сдал назад по раскисшей от осенних дождей дороге, и выбрался на проселочную дорогу, уходящую в поле. Мы направились в горизонт, где сливались бесконечное серое осеннее небо и пожелтевшее поле. В этой картине можно было утонуть.
До хутора добирались молча. Я потрясенно повторяла про себя: неужели еду за дочерью? Неужели увижу ее? Это казалось нереальным.
Вдалеке показались потемневшие от времени и дождей постройки.
Хутор.
Я вытянулась на сидении, жадно рассматривая детали. Парни тоже подобрались, высматривая опасность.
Хутор оказался небольшим: два дома, амбар, несколько сараев для животных и загон для скота. Во дворе полная женщина перебирала связки трав, сортируя, что куда. Под навесом на широких поддонах сушились травы…. Сушились до дождей. Убрать не успели, и по лицу бабки читалась досада: заплесневело, испортилось, проще выбросить.
Услышав шум, она выпрямилась, настороженно глядя из-под ладони.
Руслан подогнал пикап прямо к навесу. Мы выбрались из машины, но она не попыталась сбежать — просто стояла и нервно мяла пучок душицы. От нее исходил густой запах пряностей.
— Где моя дочь? — зарычал Руслан.
Она вздохнула: тяжело и безропотно, словно ждала нас. Опустила глаза, душица высыпалась из ослабевшего кулака.
— В доме, — тихо ответила она.
Руслан спустился к дому, а Кирилл за ним. Я побежала следом, едва успевая.
— Стойте!.. — вслед крикнула старуха. — Напугаете…
Это заставило бежать еще быстрее — быстрее ветра, быстрее всех. Я хотела увидеть ее первой.
Надеюсь, она не испугается чужих, почует родную кровь. Я обогнала Кирилла, Руслана и ворвалась через скрипучую дверь в просторную и светлую прихожую. Дом был тихим, прохладным — как бывает в деревне. Деревянный пол скрипел, зато воздуха сколько — приятного, пахнущего чистотой и выпечкой.
По деревянному полу, покрытому олифой, я интуитивно пошла вглубь незнакомого дома. Заглядывала в комнаты с высокими потолками. Парни двигались следом и молчали, затаив дыхание.
В каждой комнате я ждала, что увижу ее.
Вот гостиная с большим столом и домотканым ковриком из красной шерсти. Кухня с белой печкой, пахнущей золой. Спальня с пышной кроватью… Везде пусто.
Стало казаться, нас обманули.
Сердце облилось кровью, но вдруг я поняла, что хозяйка идет позади нас. Семенит, хмуро глядя в пол, но выглядит решительно, словно твердо вознамерилась вернуть ребенка.
