Варя забавно морщит носик, показательно раздумывает пару секунд, а затем с таким же серьёзным видом решает:
–Ты.
И льнёт ко мне, «бодает» лбом в грудь и тут же трётся щекой. Прижимается крепко-крепко, умудрившись встать как-то боком, что её живот сейчас не является для нас такой непроходимой преградой. Она обнимает меня обеими руками за талию, каким-то удивительным образом оказавшись сразу со всех сторон. Как такая кроха может занимать столько места?
–Лопнешь, – хмыкаю, улыбаюсь уголком губ и кое-как обнимаю её в ответ.
–Ну и пусть, – Варя «тает» прямо у меня в руках.
Это совершенно не подходящий момент, но при всём понимании я всё равно говорю:
–Нам с тобой нужно будет съездить в ту клинику.
–Опять? – Мгновенно настораживается моя малышка, чуть отстраняется, закидывает голову и смотрит на меня снизу вверх большими испуганными глазами.
Я буду уродом, если не скажу ей о том, что сообщил мне доктор. Но вдруг ничего не подтвердится? Зачем мне пугать Варю? К тому же, женщинам в её положении нервничать нельзя, это знаю даже я.
–Они хотят устроить полное обследование, – говорю ей полуправду спокойно, глядя Варе прямо в глаза. – Я настоял. Доверяй, но проверяй, знаешь ли.
Она не очень довольна, но всё равно кивает, хоть и продолжает поджимать губы. И не догадывается ровным счётом ни о чём.
А потом позволяет мне увести её в кухню, и даже послушно садиться за стол. Но когда я перерываю все полки в поисках той самой книги, не выдерживает, отодвигает меня в сторону, сама устраиваясь перед столом, и решает:
–Блины.
Я всегда знал, что умею готовить. По крайней мере, то, что я точно ем, и обычно в состав таких блюд входит мясо. Выпечка – не мой профиль, но кое-какие познания у меня были.
Так я считал, пока не увидел Варю, ловко обращающуюся с тестом, которое она сотворила буквально за минуту, и уже подрумянивающимися блинчиками, хотя они оказались на плите буквально вот только что.
Я не знаю, как у неё это получается, но Варя успевает заварить чай и отрыть в холодильнике какой-то ягодный сироп, а ещё сделать несколько бутербродов с копчёным мясом, тарелку с которыми ставит на стол передо мной. Варя как-то странно смотрит на них, а в итоге стаскивает себе один бутерброд и с видом победителя возвращается к плите.
И уже через пару минут садиться за стол рядом со мной, ставит тарелку с парящими пышными блинами и с кошачьей улыбкой желает приятного аппетита.
–Какие у тебя отношения с отцом? – Спрашиваю у очаровашки и засовываю блин в рот.
Вкусно, но моя любовь – мясо. И это вряд ли возможно изменить.
Стягиваю бутерброд и выжидающе смотрю на Варюшку.
У неё вздрагивают обнимаюшие кружку ладони и на миг расширяются глаза.
–Сложные, – не скрывает она, говорит осторожно и настороженно. – Как и со всей семьёй. Почему ты спрашиваешь?
Сказать или промолчать? Не вижу смысла скрывать, но, если Варя узнает о нашем с её отцом разговоре не от меня, то наверняка всё не так поймёт и решит, что я скрываю от неё что-то.
–Я виделся с ним вчера, – всё же говорю и затыкаю себе рот едой, чтобы не ляпнуть ещё чего-нибудь, а заодно позволить Варе обдумать услышанное.
Она с резким стуком опускает кружку на стол. Не рассчитывает силу и чай предательски проливается на поверхность, но моя впечатлительная очаровашка не обращает на это совершенно никакого внимания.
Варя сидит рядом, но теперь поворачивается всем телом ко мне. Смотрит требовательно и одновременно испуганно, будто бы я только что признался в измене родине, и её долго – вытрясти из меня всю правду.
–Так, – шумно выдыхает она и прикрывает глаза, стараясь успокоиться.
Получается у неё не очень хорошо, пальчики продолжают подрагивать, и кожа лица какая-то ненормально бледная. Но Варя всё равно открывает глаза и тут же щурится. И практически требует:
–Выкладывай.
Глава тридцатая. Варя
Я сама себе напоминаю альпиниста, что готов взобраться на свой Эверест правды. Не могу сказать, что от этого мне станет спокойнее спать и легче жить, но мысль о том, что Егор творит что-то у меня за спиной, грызёт изнутри, словно голодная собака самую вкусную в своей жизни кость.
Мне нужно если не принимать в этом участие, то хотя бы знать, что он делает.
–Нечего выкладывать, – говорит он настолько спокойно, что я мгновенно разглядываю весь обман.
–Врёшь, – безжалостно обрубаю его даже не попытку соврать – когда пытаются, то хотя бы делают это чуточку правдоподобнее.
Егор – воплощение абсолютного спокойствия. Бесстрастное выражение лица, прямой взгляд мне в глаза, способный выдержать даже атомный взрыв, и лёгкая вежливая улыбка на тонких губах. А ещё немного наглый, но совершенно невозмутимый вид.
Ему не нужны слова, чтобы сказать: «Я ничего тебе не расскажу».
–Это нечестно, ты в курса? – Обижено откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди, удобно устроив их на животе.
Минин улыбается как-то запредельно загадочно и возвращается к завтраку.
–Ешь, нам ещё ехать, – советует и мне.
Любопытство колется в венах, но пустой желудок я чувствую ярче, поэтому, помедлив, всё же тянусь к своим блинчикам.
А потом ругаю саму себя, а заодно и прожорливых детей – в шутку, конечно – потому что я, кажется, объелась. Егору на потеху.
И уже в коридоре, когда он помогает мне застегнуть молнию на ботинках, с громким шлепком бью себя по голове.
–Там же вроде кровь на голодный желудок сдавать надо. И другие анализы, наверно, тоже...
Егор выпрямляется и несколько секунд пронзает меня задумчивым взглядом. Достаёт телефон, скользит по сенсорному экрану твёрдым большим пальцем с коротким ногтем, а затем прикладывает мобильный к уху. Это получается у него так просто и привычно, но у меня дрожат коленки от его сурового и в то же время подчёркнуто спокойного вида.
В этот момент мне просто хочется стоять рядом с ним и ловить взглядом каждое движение, специально тянуть носом пропитанный его «ледяным» парфюмом воздух и плавиться от уверенного твёрдого голоса с хрипотцой настолько мужественной, что пятки сводит судорогой от восторга.
–Хреново, – подводит он итог своего недолгого разговора, роняет телефон в карман брюк и стучит пальцами по своему бедру, к которому я невольно прикипаю взглядом.
Нельзя быть вот таким. Нельзя сводить меня с ума даже своим запахом.
И когда только это успело произойти?
ивной девочкой и, стоит словам слететь с губ, тут же пугаюсь, что сморозила какую-то совершенную глупость, и что сейчас Егор посмотрит на меня с осуждением...
