— Нет, — прошептала очень-очень тихо.
И сжалась, ожидая чего-то… плохого.
Но ничего не было, лишь тишина. Тягучая напряжённая тишина, что длилась несколько мучительно долгих минут.
— Почему? — Глухо спросил он в итоге.
— Это плохой вопрос, — вздохнула я негромко, — я не могу ответить на него.
Тишина и злое:
— Не можешь?
Прикусив губу, отрицательно качнула головой, мечтая провалиться вот прямо на этом месте.
— Это очень сложно. Я не могу бросить всё и остаться… здесь, — попыталась я объяснить.
Не знаю, понял ли он, но через пару мгновений я услышала лишённое каких-либо эмоций:
— Подойди.
Идти было страшно, но, помня о том, что только он может вернуться меня домой, я поднялась и подошла к нему, всё также не рискую поднимать голову. Страшно было, очень.
— Я спрошу лишь раз, — предупредил Садхор всё тем же лишённым эмоций голосом, — ты хочешь вернуться домой?
И я выдохнула:
— Да.
Яркий свет затопил пространство вокруг меня в тот же миг!
Едва ощутимое прикосновение чужих губ к моим приоткрытым от удивления и страха губам, тихий, полный боли стон и отчаянное:
— Не попадайся мне на глаза. Ради собственной же безопасности, Катя, не попадайся мне на глаза.
А дальше была поглотившая меня тьма… тьма с яркими, прорезающимися даже сквозь сомкнутые веки золотыми искрами…
Глава 16
— Катя! — Чей-то смутно знакомый голос проник в сознание сквозь толщу сна. — Катя, ты жива?
С трудом разлепив хранящие чужое прикосновение губы, я хрипло прошептала:
— Да…
И замерла, прислушиваясь к ощущениям. Перед глазами продолжали искрить золотые огни, от них не помогали избавиться ни твёрдая холодная земля под спиной, ни общее ощущение качественного избития… в смысле, ощущение во всём болящем теле было такое, будто меня били, долго и со вкусом, не жалея сил.
— Я уж думала, не вернёшься! — Облегчённо выдохнула… бабушка Оля.
Это было похоже на удар, от которого вздрогнуло всё моё тело.
С трудом открыв слезящиеся глаза, я сфокусировала взгляд на обеспокоенном лице склонившейся надо мной старушки, убедилась, что это действительно бабушка Оля… и тёмное, затянутое тяжёлыми тучами небо у неё над головой, и край её дома… потом перед глазами всё поплыло, а сами глаза так нестерпимо зажгло, и ком в горле, и боль, бесконечная невыносимая боль в груди…
— Я всё сделала правильно, — говорить громко не получалось, едва сдерживаемые рыдания сжимали горло и грудь, — я не могла остаться там, мой дом здесь…
— Ох, девочка, — позвала старушка с сожалением, — что с тобой случилось?
И я рассказала. Всё-всё-всё рассказала, вообще всё. Как перенеслась в этот мир, как больше месяца провела на раскопках с учёными, как познакомилась с драконами и духами и… Садхором. Про него говорить было больно, хоть разум и понимал, что это глупо. Совершенно глупо. И больно…
Я проревела до самого вечера.
А потом позвонила мама.
Мы на тот момент допивали уже не знаю какую кружку чая с успокаивающими травами, сидя в кухне у окна, когда где-то совсем рядом зазвонил телефон. Мой.
— Она каждый день звонит, — грустно вздохнула бабушка Оля, виновато отводя взгляд.
Мгновенно побледнев, я отставила кружку на стол, потому что руки задрожали, и тихо спросила:
— Что вы ей сказали?
Наверно, мама уже объявила меня в розыск… Она же с ума сходила всё это время!
— Ну-у-у, — протянула бабушка таким тоном, что я сразу заподозрила что-то совсем нехорошее.
И не прогадала, потому что старушка подняла на меня виноватый взгляд и выпалила:
— Пришлось немного поиграть с голосом… в общем, она думает, что всё это время разговаривала с тобой.
— А на самом деле? — Сглотнув, испуганно прошептала я.
— Со мной говорила, — поджала бабушка губы и замерла.
Я не злилась, нет, хотя бабушка Оля как раз этого и ожидала, судя по её взгляду. Я не злилась, я была ей очень благодарна. Очень.
А вот отвечать на звонок было страшно… сердце сжалось при звуке маминого голоса — звонкого, умиротворённого, ничего не подозревающего. Впрочем, уже спустя пару моих настороженных фраз мама насторожилась и сама, спросила, всё ли у меня в порядке и заставила рассказать события последнего дня.
А я была просто очень рада слышать её голос. И даже решила, что обязательно съезжу к ним в ближайшее время. Да хоть завтра!
После разговора с мамой мне стало куда спокойнее. Намного спокойнее.
Пока улыбающаяся бабушка Оля весело так не сказала:
— Кстати, тебя уволили.
И моя истерика пошла на второй круг. Работу я пусть и не любила, но что же мне теперь без неё делать? Что мне делать?!
Закончилось всё тем, что бабушка накормила меня успокоительным со снотворным эффектом и отправила спать, сказав, что все проблемы я буду решать потом.
Засыпала я в слезах, так некстати вспомнив о всё-таки забытом пузырьке с капельками, что дал тот лекарь.
***
Собственная квартира показалась мне чужой и незнакомой. Странное чувство, раньше у меня подобного не было.
Какое-то время я просто бродила из комнаты в комнату, ничего не трогая, только глядя, будто это всё и не моим было.
В итоге ушла в горячую ванну. Это было бесподобно! Восхитительно настолько, что я пролежала в душистой пене часа два точно, пока не начало клонить в сон, хотя я и так проспала до обеда, наверно.
Выбравшись из ванной, замоталась в полотенце, на волосы накинула другое и пошла на кухню, крайне недовольная тем фактом, что потом пришлось ещё и в магазин идти. А потом убираться.
Зато был во всём этом и плюс — я не думала про Садхора. Не думала о том, что он там подыскивает себе спутницу жизни, что через два месяца у него тоже появится своё полотно, не думала…
Вечером снова засыпала в слезах.
А уже утром началась операция под кодовым названием «Новая жизнь».
Я выкинула весь ненужный хлам из дома. Давно собиралась, да всё как-то жалко было, а тут… выкинула. Я у меня просто умница. Собрала все свои сбережения и съездила к родителям. Я у них последний раз была на Новый год, а это почти год назад, так что моему появлению немало удивились. Случившимся со мной преображениям тоже. Потом, конечно, обрадовались и приняли с распростёртыми объятьями, оставив у себя на добрую неделю.
Которую я тоже не стала тратить просто так.
