****
— Аяр, уходи. — Попросила даже не я, слова слетели с губ сами собой.
Просто что-то внутри меня отчётливо понимало, что сейчас произойдёт что-то кошмарное. Что-то, о чём переживали все вокруг. Что-то разрушительное. Что-то смертельно-опасное. И как бы я в данный момент не относилась к Аяру, мне искренне не хотелось, чтобы он пострадал.
— Не уйду, Снежинка. — В быстро сгущающихся сумерках его упрямые слова потонули в порыве злого ветра.
Ветра, что холодом вымораживал все мои мысли и чувства, оставляя лишь тупую, ничем не глушимую боль и медленно возвращающееся понимание: Егора нет.
Я словно вынырнула из какого-то наваждения, отчётливо поняв, что его не было со мной уже тогда, когда я только попала сюда.
И как наяву: белоснежные стены больницы, пробивающие дрожью до костей завывания сползшей на пол мамы, укол, что ей поставили две мрачные медсестры. И слова печального пожилого доктора: «Мне очень жаль, нам не удалось спасти вашего брата».
И бесконечная пропасть, что разверзлась в моей душе с этими словами.
И боль, что не глохла со временем. Боль, что выжигала меня изнутри, снедала всё моё существо, пожирала каждую мысль. Боль, что убивала меня каждое мгновение.
И снова чёткие картинки: пасмурный день, собравшиеся на кладбище люди, чей-то плач. И мамин крик, что оглушает меня даже сейчас.
Я с трудом подняла дрожащую ладонь и прижала её к приоткрытому рту. Меня всю трясло от этого осознания: его больше нет. Как будто я только что узнала эту страшную новость. Будто и не было тех бесконечных дней боли. Будто всё произошло только что.
Внутри меня всё кричало, визжало, выло и орало от отчаяния. Хотелось вскочить и рвать на себе волосы, чтобы хоть как-то избавиться от этого ужасного чувства.
— Уходи, — вновь хрипло простонала я, не видя Аяра, но чувствуя его присутствие.
Острое, мрачное, непоколебимое.
— Нет.
— Уходи! — Мне хотелось закричать это во всё горло.
Потребовать, чтобы он ушёл. Чтобы не страдал, потому что я чувствую отчётливо: оно вот-вот проснётся. То, что теперь было внутри меня. То, чего все так боялись. То, что было способно играючи уничтожить всё живое в округе.
Что-то жуткое. Опасное. Смертельное.
— Нет. — От мрачного ответа серьёзного Аяра мне хотелось смеяться и убить его.
— Ты что, не понимаешь? — Я не видела его из-за текших по щекам горячих слёз. — Я не могу это контролировать, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Прошу тебя, уйди!
Он должен был уйти. Должен был послушать голос разума, должен был вспомнить о своей стране, должен был понять, что поступает глупо. Должен был, но…
Его крепкие ладони легли мне на плечи и рывком прижали меня к мужской груди. Сильной, горячей, надёжной, с гулко бьющимся сердцем.
И это было последним, что я помнила.
Глава 25
— Вика.
Далёкий, острый, как осколки разбитого зеркала, голос позвал меня откуда-то издалека. Он был там — в спокойствии и умиротворении, в золотистом свечении, где-то далеко-далеко, но в то же время совсем близко.
Я всхлипнула, не имея сил выбраться из той тьмы, что клубилась вокруг меня. Она выла, стонала, кричала, но всё равно продолжала сжигать всё вокруг, поглощать жизнь, забирать дыхание природы.
— Вика.
Этот голос… я знаю его. Он отдавался тревожным звоном внутри меня. Тьма вокруг дрогнула, но устояла.
— Вика!
И я поняла! Поняла это столь отчётливо, что испугалась собственных мыслей!
— Егор? — С трудом удалось поднять тяжёлую голову и кое-как вытереть мокрые глаза.
Мысль… Быстрая, резкая, неуловимая мысль взбудоражила сознание, заставила сердце биться в пять раз быстрее и кровь кипеть в жилах. Это не может быть правдой, мне всего лишь кажется, это всё — игра больного воображения!..
— Вика! Иди сюда!
Я не знаю, откуда у меня появились силы, но я смогла подняться на ноги и пойти прямо во тьму, радушно распахнувшую свои злобные объятья. Я бы обязательно угодила в них, если бы новый оклик не привлёк моё внимание, заставляя черноту пугливо отступить и зашипеть от гнева.
— Егор? — Это точно был он! Его детский звонкий голосок! — Егор!
Я и сама не заметила, как сорвалась на бег. Только чувствовала, что натурально сойду с ума, если прямо сейчас не увижу его.
— Вика, где ты? — Его голос задрожал от страха.
А меня саму рвало на куски от отчаянного желания прямо сейчас оказаться рядом с ним. Это как детский страх, появившийся с его рождением и не проходящий на протяжении долгих лет: я всё до ужаса боялась, что с ним что-нибудь случится. Вот и сейчас меня сводила с ума эта страшная мысль.
И я бежала быстрее, совершенно не понимая, куда бегу, но точно зная: он там. Где-то там, совсем один, напуган и не знает, что делать!
— Егор, пожалуйста! — Слёзы вновь начали застилать глаза, мешая мне видеть.
И в самый неподходящий момент я споткнулась обо что-то твёрдое и полетела на стылую землю, больно ударившись всем телом. Эта боль была лишь краткой вспышкой, потонувшей в море панического страха. Я вскинула голову, собираясь подняться и бежать дальше, и так и замерла, поражённая тем, что видела прямо сейчас.
Невысокий рост, худощавое телосложение, светлые кучерявые волосики и бездонно-голубые, как чистый небосвод, глаза, с грустью глядящие прямо на меня. И школьная форма, в которой он возвращался домой.
Запрещённый удар. Боже, если это шутка, то у тебя отстойное чувство юмора.
Потому что я просто не могла. Смотрела на него, видела в деталях каждую черту родного лица, каждую складочку на одежде, каждый волосок — и отчётливо понимала: его нет. Его просто не может быть здесь. Он…
Собственный всхлип показался пугающе громким, заставляя меня дёрнуться и задрожать всем телом.
Это неправда…
Этого не может быть…
— Боже, Егор, — его фигура начала размываться перед слезящимися глазами, — пожалуйста, умоляю тебя, скажи, что это ты.
Потому что, если это не он, я просто не переживу. Сердце не выдержит такого удара и остановиться навеки вечные. Оно просто не выдержит.
Я кое-как нашла в себе силы подняться на колени и замереть в ожидании ответа. Замерла каждая клеточка моего организма, перехватило дыхание и сердце болезненно сжалось, готовое и одновременно не готовое услышать эти слова.
— Вика, — тихо позвал Егор, заставляя всю меня сжаться от этого до судороги знакомого родного голоса, — я умер.
Это даже хуже, чем видеть его неестественно бледное тело в тёмном гробу. Это хуже, чем всё, что со мной когда-либо происходило.
