— Сахар не трогать! — я кинула коробку в навесной шкафчик на кухне, краем глаза замечая, как притаилась Моль.
И ведь выжидает, смотрит своим огромными честными глазищами, когда я уйду. Наверняка и на эту коробку у нее уйдет не больше нескольких секунд. До чего же вредное создание!
Выдохнув, прошла в комнату и села на диван рядом с обложенной пакетами с вещами Алечкой.
— Кажется, нам письмо, — я повертела перед глазами малышки белым конвертом.
Глупо было надеяться, что Финик не найдет меня. И сейчас было страшно от осознания того, что я и моя доченька можем снова оказаться под угрозой. Вместе с тем, в душе я была даже рада этому посланию. Может быть, какая-то часть меня боялась, что я больше никогда не увижу самоуверенного черта? Вот только как он меня вычислил? Я бросила подозрительный взгляд в сторону кухни. Все-таки летающее по квартире розовое бедствие — дело рук Андрея? Он приставил ее ко мне? Или догадался сам? Пожалуй, меня бы не сильно потрясло, если бы оказалось, что здесь полно скрытых камер. Или я недооценила магию? Во многих фэнтези книгах для того, чтобы найти человека, достаточно взять любую его вещь.
Взяв себя в руки, я надорвала конверт и вытащила сложенное послание. Вместе со сложенной вдвое бумагой выпало несколько пятитысячных купюр. Несколько секунд просто моргала, глупо на них глазея. Так, ладно. Посмотрим, что же мне написали.
«Спасибо за письмо. Если что-то нужно, напиши и положи в свой почтовый ящик. Постарайся не выходить из квартиры. А.Ф.»
И это все? Пробежала глазами по строчке, пытаясь переварить. Затем снова посмотрела на деньги… Козел он безрогий, а не черт! И зачем это он мне деньги сунул, если из квартиры выходить мне не следует? Поддавшись порыву, схватила записку и разорвала ее на мелкие кусочки, еле остановила себя, чтобы
не сделать то же самое с деньгами. Все равно ведь никто не узнает, если я их выброшу, лучше уж вернуть при встрече.
— Если что-то нужно, напиши… — передразнила я его, стараясь подделать самоуверенные интонации Андрея. — Сейчас я тебе такое напишу!
Я планировала написать грозное послание и выплеснуть все свои эмоции, дать понять Финику, что и сама прекрасно со всем справляюсь. И деньги мне его не нужны, и сам он совершенно не нужен. И что за эту неделю я не думала о нем ни разу. Ни разу не вспоминала о тех вечерах, что мы проводили вместе, о наших разговорах, об украденном поцелуе…
Скомкав так и не исписанный чистый лист, я отбросила его в сторону и обессилено откинулась на диван рядом с дочкой.
— Твоя мама слабачка, — подытожила я, осторожно целуя малютку в лобик.
На следующее утро я проснулась от крика Али. Взяв ее на ручки, буквально обмерла — она была горячей, на щеках алел яркий румянец. Да что же это такое? Где она могла подхватить вирус? Мы же неделю из дома не выходили!
Бросилась звонить соседке, но дома никого не было. Позвонила в еще одну дверь — тоже пусто. Судя по всему, в будний день найти кого-то непросто. У третьей двери мне повезло — я уже хотела уходить, думая, что там никого нет, как на пороге показалась сухонькая старушка с палочкой. Объяснив, что я новая хозяйка квартиры рядом и рассказав ситуацию, попросила у нее градусник. У бабушки ушло минут пять, чтобы добраться до него и вынести мне.
— Тридцать семь и девять, — блестящий столбик ртути показывал неутешительное. — И ведь даже позвонить неоткуда! Снова идти к бабушке на поклон и просить еще и позвонить, чтобы вызвать доктора? Или пойти стучать в квартиры на других этажах. Вдруг кто-нибудь дома?
Алечка капризничала, поджимала ножки, будто болит живот, вертелась и ни в какую не хотела молока. Идея пришла в голову внезапно. Я кинулась к окну, выглядывая из-за простыни. Да нет, не может быть, чтобы свекровь все еще была там. Вчера я видела, как та уходила уже вечером, после десяти часов. Не собиралась же она каждый день меня караулить?
Видимо, собиралась. На скамейке у подъезда все в том же платье сидела Инна Эдуардовна собственной персоной. Интересно, она платье не переодела специально, чтобы, если я ее замечу, думала, что она сидит тут сутками? Ладно, как бы там ни было, наши с ней взаимоотношения играют сейчас последнюю роль. Я выглянула из подъезда, и как только женщина на лавке повернулась в мою сторону, выпалила:
— Мне нужен ваш телефон! СРОЧНО!
Свекровь настолько опешила, что просто вытащила его из кармана. Или это ее пустое ожидание на улице так подморозило?
— Код — день рождения Вани, — глухо сказала она, когда я выхватила у нее трубку.
Я вбежала обратно в подъезд, трясущимися руками вызывая скорую. Назвала дату рождения, адрес.
— Какие симптомы? — поинтересовалась девушка на том конце провода. — Ребенок не синий, не задыхается?
— Нет, у нее тридцать семь и девять! И она плакала! — выпалила я.
— Хм… — женщина как-то недовольно кашлянула. — Ждите.
Выдохнув от облегчения, что врачи скоро приедут и посмотрят, что с моей малышкой, я проверила Алю, которая, успокоившись, лежала на диване, и хотела снова спускаться на улицу вернуть телефон, но не тут-то было.
— Инна Эдуардовна, — свекровь, очевидно, проследовав за мной, уже зашла в квартиру и стояла на пороге, — спасибо за телефон, вот он, но я вас не приглашала.
— Кристина, я ведь… — она не успела договорить, как из комнаты снова раздался плач малышки.
Я бросилась к ней и подхватила ее на руки.
— Ну что же это такое, радость моя? Как же тебе помочь? — услышав шаги, я вскинула голову. — Эй, нет! Убирайтесь отсюда, я вас не приглашала!
— Я руки помыла, — женщина будто не замечала моего гневного голоса. — А дети, они, между прочим, все чувствуют, ты сама нервничаешь, и из-за тебя малышка нервничает. Успокойся. Все дети болеют. Давай подержу, а ты сходи воды попей, выдохни.
— Я не дам вам Алю! — я прижала к себе малышку, боясь кричать и испугать ее еще больше. — Спасибо за телефон, но дальше я сама.
Инна Эдуардовна придирчиво осматривалась.
— Ты снимаешь, что ли? А как же хахаль?
— Не вашего ума дело! — зашипела я, желая вытолкать нахалку за дверь. Но Але, очевидно, это не понравилось, и она заплакала еще сильнее. — Тише, маленькая, тише. Ну что с тобой такое?
От собственной беспомощности хотелось плакать.
— Да она вся у тебя вспотела! Посмотри, как закутана. Еще бы она не перегрелась. У грудных детей плохая терморегуляция. Еще и в памперсе! Памперсы при температуре нельзя. Тебе разве не говорили? Неужели курсы при роддомах отменили? И чему только современных мамаш учат, — несмотря на весь этот монолог, злости в нем не чувствовалось, скорее, ворчливость. — Пойду воды принесу. Не пьет молоко, попробуй ее из чашки попоить.
С этими словами она бесцеремонно отправилась в кухню, а я, немного поколебавшись, все-таки принялась раскутывать малышку. В квартире было тепло. Возможно, действительно, пусть она побудет немножко голышом?
