Вот только церковник на это лишь рассмеялся.
— Я? Я и сам маг, на минуточку. Я против бездумного волшебства, считаю, что проявления магии в нашем мире — это козни нечистого. Но единственным до сего дня способом, которым я мог избавить мир от зла — были лишь уговоры.
— До сего дня? — нахмурилась.
— Идемте, я покажу вам, — мягко улыбнулся Пресветлый.
Я нерешительно двинулась за ним вглубь храма, невольно озираясь по сторонам, рассматривая странные фрески на стенах, изображающие древний обряд, в котором бог и богиня проклинают своего нечистого сына, обрекая на немоту. Простят ли они его когда-нибудь? Или он так озлобился, что теперь прощение невозможно?
Посетителей было немного. Они стояли кто у фресок, кто у барельефов, шептали что-то в сложенные молитвенной чашей руки, просили у богов заступничества.
В центре, под шпилем, уходящим прямиком в небо, на постаменте лежала выточенная из камня статуя богини с чёрной повязкой на лице. Интересно, это та самая ткань, на которую ходят смотреть паломники? И если да, как могла она не истлеть за столько сотен лет?
— Я слышала легенду от отца, что перед страшными событиями, затрагивающими весь Февеньяр, из глаз богини текут слезы, — вспомнила, глядя на спящую статую.
— Я видел такое однажды, еще подростком, когда учился здесь в семинарии, — довольно кивнул Пресветлый. — Красная кровавая слеза скатилась из-под ее повязки с правой стороны в тот день, когда деда нынешнего короля отравили заговорщики. Смутное время после того длилось несколько лет.
— Это и есть то, что вы хотели мне показать? — я с трудом оторвалась от созерцания каменного изваяния, о котором столько слышала в детстве.
— Нет. Нам туда, — церковник указал мне на дверцу, рядом с которой стояло несколько человек.
Старая бабушка в выцветшем платке, женщина со спящим младенцем на руках да хмурый седой мужчина, у которого дергался глаз. При виде Пресветлого люди расступились, почтительно клянясь. Мужчина приоткрыл дверцу, но я с сомнением медлила.
— Ну же. Вы же хотели увидеть свою сестру?
Это решило дело. Пришлось наклониться — проем был очень низким. За ним оказалась небольшая комната, по периметру которой стояли свечи. В середине стоял стул, на котором с повязкой на глазах, так похожей на ту, что была на статуе, сидела… Елена? Рядом с ней на коленях стояла какая-то женщина, а сестра гладила ту по голове.
— Что за… — ругательство сорвалось с моих губ прежде, чем я сумела прикусить язык.
— Айна? — Елена повернулась на мой голос, моментально узнав его.
Пресветлый на это лишь зашелся в тихом, так похожем на шелест листьев смехе, а затем подошел к стоявшей на коленях женщине и помог ей подняться.
— Теперь все будет хорошо. Иди. Да обойдёт тебя стороной нечистый немой, да прибудут с тобой твердость бога и мягкосердечие богини.
Женщина, не переставая кланяться то Елене, то церковнику, пятясь задом и шепча слова благодарности, вышла. Когда дверь за ней наконец закрылась, я, все еще пребывая в полнейшем шоке, запинаясь, повторила вопрос:
— Что… это… было?
Елена фыркнула и стянула с глаз повязку:
— Я теперь святая.
— Ты… кто?!
— Я предлагал эту роль тебе, — вставил Пресветлый. — Ты могла бы снимать с людей порчу, убирать последствия колдовских болезней одним прикосновением… Быть частью нашего служения, его лицом. К счастью, немного поэкспериментировав с твоей кровью, я нашел способ пробудить способности у твоей сестры. Так что она легко заменит тебя, раз уж ты выбрала другой путь.
Кровью? Я нахмурилась, не сразу поняв, о чем он, а затем буквально шлепнула себя ладонью по лбу. Платок, который я прижимала к царапине! Я же сама отдала его. Неужели этого оказалось достаточно для каких-то там экспериментов?
Что ж, сестра стала, как и я, невосприимчива к магии. Наверное, это не так уж и плохо. Ее дело, как она использует то, что получила.
— Ладно, я рада за тебя, честно, — пожала плечами, обращаясь к сестре. — Лечить других — благородное занятие. Только вот в погоне за святостью ты ни о чем не забыла?!
— О чем ты? — нахмурилась она.
— О твоей дочери! — почти прокричала ей в лицо, понимая, что еще немного — и меня буквально разорвет от возмущения. — Она ведь любит тебя, ждет, переживает! Как ты могла заниматься проблемами других, но при этом позабыть о собственном ребенке?
— Так та девочка… дочь Елены? — на губах Пресветлого заиграла мечтательная улыбка. — Возможно, смогу сделать невосприимчивой и ее тоже…
— Нет, нет, нет! — еще секунду назад я ругала сестру, а сейчас осознала, что просто не отдам им Милу на эти самые «эксперименты». Мало ли какую цену нужно платить, чтобы «пробуждать кровь» или что там задумал Пресветлый. — Даже не думайте.
— О, ты все еще считаешь меня злодеем? — мужчина укоризненно покачал головой. — Ты ведь в курсе, что и Арквил тебя лишь использует? Он уже получил свое? На нем висело проклятье, позволившее ему родиться на этот свет. И я знаю, что его отец, да и он сам, много лет бились над тем, чтобы снять его. И тут появились вы. Естественно, что они уцепились. Но, думаю, просто прикосновения тут было недостаточно.
— О чем это вы?
— О любви. Плотской, душевной. О том, касание чего способно залечить любые раны. Как скоро он попытался переспать с вами? Наверняка хотел разделаться со своей проблемой побыстрее.
Это правда? Нет, это не может быть правдой! Неужели все было лишь затем, чтобы избавиться от одержимости огнем?
Вот только против воли я начала вспоминать, как Арквил несколько раз предлагал мне деньги в обмен на близость, а когда я дала ему понять, что не пойду на это, вдруг резко изменил свое поведение — стал милым, добрым, внимательным… Неужели все, что было — лишь ложь и обман?
— Конечно, сложно упрекать за желание освободиться… Ведь я знаю, на что способна его магия. В три года он ехал на карете с матерью и братом из одного отдаленного имения в столицу. Ведьма, которая помогла ему родиться, была с ними. Она и рассказала мне эту историю. На них напали разбойники, они понимали, что при себе у аристократов не так много золота, и решили похитить детей, чтобы получить выкуп. Насколько я знаю, бандиты забрали Арквила и его брата и успели недалеко отъехать. Не знаю, что случилось дальше. Но когда появившийся на зов ведьмы Валентайн бросился в погоню, он нашел только младшего сына и выжженную дотла землю. Никто уже и не знает, старшего убили разбойники или дар Арквила, что сжег всех без разбору.
— Зачем вы мне это рассказываете? — скрыть дрожащий голос не удалось, Пресветлый добился своего — история произвела впечатление. Но я постаралась спрятать нервозность за ехидством. — И вообще. Почему ведьма рассказала эту историю именно вам?
— Я отпускал ей грехи перед казнью, — мягко и словно с каким-то упреком произнес церковник. — После того, как они все же добрались до столицы, Валентайн предъявил ей вполне закономерные обвинения. Да и кто бы на его месте поступил иначе?
