***
— А ты всегда-всегда будешь «папа» или только сейчас? — хитро спросила малышка Арквила, когда он попытался объяснить ей про документы и необходимость секретности.
Я сжалась, услышав этот вопрос, и вместе с племянницей ждала ответа.
— А ты как хочешь? — спросил маг.
Ему на лицо наклеили накладную бороду и брови, и вся его мимика от этого была такой забавной, что не улыбаться, глядя на него, было совершенно невозможно, но Мила вдруг стала очень серьезной.
— Я хочу папу.
— Тогда я готов им быть для тебя, — кивнул он с такой же серьезностью, а затем вдруг махнул рукой в мою сторону. — Ее берем в нашу семью?
Я опешила от подобной постановки вопроса. Быстро, однако, эти двое сговорились!
— Айну-то? — потянула девочка. — Хм… Ну, давай возьмем. А то ведь она одна пропадет. Жалко.
— Жалко? — не вытерпев, переспросила я, чувствуя, как смех буквально распирает изнутри.
Арквил бросил на меня взгляд из-под ненастоящих бровей и подмигнул:
— Да, Айна хорошая, надо брать.
***
Обряд проводили в маленькой церквушке по дороге на юг. Мила радостно улыбалась, когда ей вручили букетик с полевыми цветами, которые мы набрали по дороге.
Церковник был слегка пьян, и Арквил, немного потолковав с ним, сунул ему денежку, чтобы он сделал все без обязательного ожидания и очереди, а так же расписался в подсунутых ему документах. На церемонии присутствовали только я, Мила, пьяный служитель и его старушка-жена, которая играла на лютне красивую замысловатую мелодию.
— Папа, — девочка быстрее всех включилась в новую для себя игру, громким шепотом прерывая бормотание церковника, — а помнишь, у тебя дома висела такая же?
Я строго посмотрела на Милу, в то время как священник обвязывал наши руки веревкой в знак связи между нами, а затем наливал вино в кубки, которое мы должны были выпить из рук друг друга, как знак того, что готовы разделить судьбу. От соприкосновения наших рук по спине пробегали мурашки, я смотрела в глаза Арквила и не видела ни накладной бороды, ни смешных бровей. Если бы не мой дар, можно было бы использовать магию для изменения внешности, но для этого бы пришлось избегать любых прикосновений.
— Перед ликом глухого бога берешь ли ты, Артур, сын Виттора, в жены эту девушку? Обещаешь ли ты заботиться о ней как о себе?
Имя в поддельных документах было новое, но сокращать его можно было так же, как старое.
— Беру, — кивнул мужчина.
И священник обернулся уже ко мне.
— Обещаешь ли ты слепой богине, Анна, дочь Вильяма, заботиться об этом мужчине и его дочери Марии превыше себя?
Когда один из новобрачных был с детьми, о них всегда говорили при заключении брака. При этом женщину о согласии на брак по старому церковному обычаю спрашиваться не нужно. Только потребовать с нее обещание заботиться.
— Обещаю, — выдохнула я и закусила от волнения губу.
Церковник подал нам по кубку с вином, но я даже не почувствовала вкуса. Казалось бы — у нас даже имена ненастоящие, может быть, такая свадьба и не зачтется богами, не будет признана ими настоящей, так чего же я так нервничаю?
Вон, Мила улыбается, тихо посмеиваясь над нами и завистливо поглядывая на лютню в руках старушки, а у меня руки дрожат.
— Все хорошо, — шепнул мне Арквил, залпом осушая вино, которое я протянула ему.
— Целуйтесь уже, — фыркнул священник, наливая еще один кубок и делая смачный глоток. — Вы теперь муж и жена! Уже можно.
— А тебе уже хватит, окаянный! Не позорился бы! — строго прикрикнула на него переставшая играть жена.
— Ничего ты не понимаешь, тут любовь у людей! — отмахнулся от нее церковник. — Я праздную! За любовь!
— Я тебе такой праздник покажу! — поудобнее перехватив музыкальный инструмент, она замахнулась и чуть не разбила его о голову служителя.
Вот только Арквил ловко перехватил лютню, предложив выкупить ее.
Через пятнадцать минут мы выходили из церквушки под бренчание Милы, которая невпопад ударяла по струнам. Позади старушка отчитывала пьяницу-мужа.
— Ты ведь на меня не сердишься, что все настолько неидеально? — вдруг спросил меня Ари, притянув к себе. — Обещаю, мы обязательно устроим новую церемонию, с кучей гостей, свадебной каретой и обязательно трезвым церковником.
— Ну уж нет, — отчаянно замотала я головой, — это было так страшно! Второй раз я на это не подпишусь!
Сказала бы вроде шутливым тоном, но это была чистая правда. К чему мне незнакомые гости, карета и все то же самое по второму кругу? Мать с отчимом играли свадьбу два дня — даже я помнила, какая шумная она была и веселая. Вот только совместная жизнь их от этого такой же веселой не стала. А наша свадьба самая лучшая на свете. Ведь главное, мы теперь вместе, пусть и не с настоящими именами.
— Это мы еще посмотрим, — хитро прищурился маг. — Я муж, и я теперь в нашей семье главный. И раз я тебя люблю, то если захочу — каждый год будем устраивать по церемонии.
— А ты меня любишь? — невпопад спросила я. Первый раз он сказал мне подобное вслух.
— Я. Тебя. Люблю, — выделяя каждое слово поцелуем, произнес мужчина.
На мгновение я забыла, что мы все еще стоим в дверях церкви, и не замечала ничего вокруг. Бренчания Милы на ее новой лютне, ворчания старушки, переключившейся с мужа на обсуждение нас. Я растворилась в нежном, пропитанном теплом и обещанием чего-то большего поцелуе и сама целовала, обещая в ответ.
И в этот момент я точно знала, что наши клятвы были настоящими, и для богов и людей мы теперь — муж и жена.
В той же деревне, где мы провели обряд, Арквил купил телегу для лошадей, на которых мы ехали, и в дальнейший путь мы отправились с большим комфортом. Несколько раз пришлось заезжать в какие-то странные места, где кер менял деньги и лошадей.
— Нельзя, чтобы нас смогли отследить, — пояснял он. — А монеты, которые я трачу, тоже могут вывести на след.
Но на наш след так никто и не вышел. Спустя несколько дней пути мы остановились в небольшой деревеньке у широкой спокойной реки, а после, расспросив местных жителей, узнали о том, что на самом отшибе, ближе всего к реке, есть свободный участок. Дом там смыло паводком, и хозяева уехали попытать счастья в другое место. Остались лишь сарай и баня. Арквил отправился к местному землевладельцу, и спустя какое-то время мы смогли обосноваться там.
У Арквила оставались земли, принадлежащие его семье, в нескольких сотнях верст отсюда, но ехать туда пока было опасно. Поэтому почти все лето мы прожили на берегу, и это был самый счастливый период в моей жизни.
Вести из столицы приходили с большим опозданием. Через несколько месяцев мы узнали о «заочном судебном процессе», как выразился Арквил, над его семьёй. Миранде и Валентайну удалось уехать из страны, и найти их не сумели.
