Я поморгала, ловя в фокус Костю, который устроился там с комфортом — с кофе на вынос в красном рождественском стаканчике, с бумажной книгой и даже маленькой лампой, прицельно светящей на страницы.
— Ты Дед Мороз, который приносит в этом году всем задолбавшимся работникам немножечко поспать? — умиленно спросила я.
— Нет, — он отставил стаканчик, захлопнул книгу и наклонился ко мне, убирая упавшую на лицо прядь. — Только девочкам, которые хорошо себя вели…
Светлые глаза были слишком близко.
Невероятно близко.
Я не могла в них больше смотреть и опустила взгляд… на четко очерченные губы, обрамленные идеальной формы черной щетиной.
Плохая идея.
Я сглотнула…
— Тогда придется искать волшебное «поспать» у себя дома под елкой! — немного нервно улыбнулась я, отстраняясь и отводя взгляд.
И Костя ответил на мою улыбку, хотя глаза так и остались серьезными:
— Все верно, мы же курьерская компания, а не Дед Мороз. Вот и доставляем хороших девочек к их подаркам и наоборот, — сообщил он. — А чудеса творят другие.
Будто вовсе не обиделся.
Или все-таки обиделся?
Глава 16 Сон накануне Нового Года
Дом встретил ощущением запустения, пахнул в лицо затхлым воздухом, словно я не с утра уехала на работу, а как минимум месяц назад.
Наряженная елка выглядела не символом самого доброго и радостного праздника, а как несвежее умертвие, пародия на радость и добро, заупокойное отражение рождественской благодати.
Шесть лет уже этой елке. Чего она только не видела — и невозможное счастье, и нереальное горе, и надежду — больную, тяжелую, но живую. А сейчас выглядит так, словно ей давно место на помойке: выцветшая, кособокая, с искривленными лапами и облупившимися шарами.
Но еще несколько дней назад я бы и не подумала о том, чтобы ее выбросить.
Что-то изменилось.
Разрушилось или родилось — я еще не поняла, но металась по квартире, то открывая, то закрывая форточки, из которых дул морозный ветер, и не могла решить, что делать.
Даже не могла сформулировать, делать с чем?
В голове гудела сонная одурь, глаза слипались, несмотря на сон в машине и литры кофе. Впереди была вся ночь, долгая тревожная ночь, много пустых и сонных часов. И утром не станет легче.
Не могу же я перестать спать вообще!
Какая разница, лягу я сейчас, или меня невольно срубит уже к утру? Или через день, через два?
Так не все ли равно?
Но все равно оттягивала момент отхода ко сну сколько могла. Сходила в душ — выиграла еще полчаса. Сделала маску для волос, для лица, намазалась всеми найденными кремами подряд, посмотрела сериал, почистила зубы, съела мандарин, снова почистила зубы, с трудом держа глаза открытыми, почитала споры в интернете…
Но сон караулил, напоминал о себе ежеминутно, и я сдалась.
Отложила телефон — и уснула раньше, чем голова коснулась подушки.
Он пришел.
Я ощутила на теле крепкие руки, обжигающие холодом даже через фланелевую пижаму.
Они перевернули меня на спину, и в полной темноте надо мной нависла мужская фигура.
От Дениса пахло стылой землей и чем-то неприятно тяжелым и сладковатым.
— Могу не беспокоиться, говоришшшшь? — голос был его, но Динька никогда не говорил так ядовито и зло. — Только меня любишшшшь? Никогда не забудешшшь?
Одеяло улетело в сторону, он приблизил свое лицо к моему, и даже в тусклом заоконном свете я увидела, какое оно бледное и как будто рыхлое.
— Динь! — я попыталась провести пальцами по его плечу, но отдернула, почувствовав холод.
— Столько клятв… Где твои обещания, малышшшш? — прошипел он прямо на ухо, заставляя меня покрываться холодным потом.
Ледяные губы остались возле уха, коснулись шеи скользким поцелуем.
Жуткая догадка родилась в глубине сердца.
Неужели он собирается меня… вот такой?
Влажный язык оставил след на коже, а холодные пальцы нырнули под пижамную куртку, коснувшись живота — я вздрогнула всем телом.
— Приласкай меня, любимая, — пробормотал тот, кто когда-то был моей самой нереальной, жаркой, отчаянной любовью. — Муж я тебе, или кто?
Холодная ладонь прошлась по коже — мое тело покрылось мурашками от ужаса. Колено раздвинуло мои бедра, кончики пальцев коснулись груди…
— Ты умер! — взвилась я, отталкивая его и вскакивая с кровати.
Отсюда, из глубины комнаты, было почему-то гораздо лучше видно серое лицо Дениса и отчетливое злобное выражение на нем.
Он медленно поднялся с постели и направился ко мне, ступая будто бы тихо, но каждый шаг сопровождался скрипом и шелестением, словно уже не плоть была на его костях, а что-то другое…
И с каждым шагом он становился все страшнее: углубились черные провалы глаз, скрючились пальцы протянутой ко мне руки:
— Умер? — переспросил он с недоумением, словно не веря. — Теперь ты так говоришь? Отказалась видеть в морге, хотела помнить живым, а теперь — умер?
Я уперлась лопатками в стену. Оказывается и не заметила, что пятилась, отступая от него. Дальше бежать было некуда. Все тело напряглось, готовое отразить любую атаку.
Но не эту. Боюсь, не эту.
— Хочешь увидеть, что пропустила?.. — снова прошелестел он.
— Нет!
Но он не спрашивал, а предлагал.
Силуэт его исказился, меняясь в черном полумраке, и я быстро отвернулась, но все равно успела увидеть его таким, каким он лежал там, в декабрьской земле — без половины головы, с искаженным мукой лицом.
Картинка эта мелькнула всего на мгновение, но осталась в памяти навсегда.
Я же не видела его тогда, почему, откуда я могу это помнить?!
То, что было Денисом, осталось за спиной угрожающей жутью, но повернуться было намного страшнее.
— Никуда от меня не денешшшься, — услышала я искаженный, но все-таки его, родной, голос, и на плечо мне легла рука. — Поцелуй меня, жена моя.
Я зажмурилась изо всех сил, но крепкие пальцы уже разворачивали меня к нему…
…в ухо грянула бравурная мелодия мобильника!
Я резко села на кровати, все еще чувствуя прикосновение холодных пальцев.
Комната была освещена так же скудно, как и в моем сне, но мертвого зомби-Дениса в ней не было.
Я была укрыта одеялом и вся мокрая от ужаса, а телефон, всегда ночующий на соседней подушке продолжал орать на полную громкость какую-то дурацкую мелодию из стандартного набора рингтонов.
