Я тихонько и нервно всхлипнула от облегчения.
Костя даже не услышал, он проповедовал обращенным:
— Никто не дежурит в новогоднюю ночь, если он не врач, не пожарный и не, ну не знаю, работник атомной электростанции. Так что мы спокойно можем отправляться в центр гулять по улицам, пить коньяк, есть мандарины и кричать: «Ура!» каждому фейерверку. А потом опять профилактически пить коньяк, чтобы не застудить горло. Где твоя куртка?
Я заторможенно указала на вешалку. Все еще было не по себе. Казалось — тьма заманила сюда и его, и вот-вот погаснет свет, взвоет ветер, и Денис придет забрать нас обоих.
Костя прошел мимо столов, сдернул мою куртку и кинул мне ее в руки. Я поймала, но вздрогнула от резкого, как выстрел, звука.
Обернулась к своему столу — рамка с фотографией Дениса лежало лицом вниз.
Наверное, я случайно толкнула стол.
Случайно.
— Почему коньяк? — еле шевеля онемевшими губами спросила я, даже не пытаясь одеваться. — Шампанское же.
Костя стремительно подошел, подхватил куртку, ловко надел на мои неуклюже выставленные руки — мне казалось, их набили холодной ватой — остановился на несколько секунд, сжав мои плечи ладонями — его горячее дыхание согревало висок. И почти нежно шепнул, заставив стадо мурашек промчаться по позвоночнику от сравнения его живого и жаркого шепота и мертвого голоса Дениса, слышанного совсем недавно:
— Потому что ты мне его подарила.
— Я?! — отшатнулась.
Все странное меня сейчас пугало.
Но он смеялся:
— Конечно. Чьи подарки я развозил накануне Нового Года? Там и мне нашлась корзиночка с неплохим коньяком, я ведь тоже клиент и соратник. Артур коньяк выбирал или тебе доверил?
— Артур… — буркнула я.
Сначала-то он мне доверил, а потом посмотрел, какой счет я ему подпихнула на подпись и схватился за голову. Никакие уверения, что армянский коньяк уважал даже Черчилль его не убедили. «Может, — сказал он. — И уважал. Так то был и правда армянский коньяк, а не то, что у нас в магазинах продается».
— Уверен, что шампанское выбирала ты, и оно выше всех похвал, — утешил меня Костя. — И мандарины тоже. Сейчас проверим!
Пока он болтал, он успел дотолкать меня обратно к выходу, снова вырубить везде свет, аккуратно вынуть из моих трясущихся рук ключи и запереть офис вместе с призраками, если они там оставались.
Только на улице, глотнув холодного воздуха вперемешку со снежинками, а потом запив его из Костиной фляжки, я почувствовала, как меня отпускает.
Расслабляется туго натянутая струна ужаса где-то внутри, теплеет в груди и прочищается в голове.
— Ну что? — весело посмотрел на меня Костя и щелкнул сигналкой машины. — Поехали веселиться?И даже как-то неудобно было напоминать, что я его вообще-то отшила.
Веселиться так веселиться!
Вряд ли Денис простит мне это бегство. Не сегодня, так завтра — он все равно придет и заберет меня, когда я останусь одна и засну.
Рано или поздно.
Так что мне терять?
Будет что вспомнить там, где обитают призраки.
Глава 23 Горячая ночь
Мы бросили машину где-то в переулках, когда на дороге стало столько же шумных веселых людей с бенгальскими огнями, хлопушками, флажками, бутылками, фляжками, сколько и на тротуарах.
Все зачем-то стремились в центр, и мы шли вслед за толпой, которая всегда вела туда, где происходило самое интересное: будь то пятерка Санта-Клаусов, зажигающая под древнюю песню "Backstreet boys", или сани, запряженные настоящими северными оленями, или внезапная снежная битва в крошечном скверике, весь снег в котором ушел на строительство двух противоборствующих крепостей, и на снежки почти не осталось, так что оба воинства обменивались парой десятков переходящих снежков.
Время от времени где-то впереди из гущи людей взмывала зеленая, красная или золотая ракета, и ее встречали громкими радостными воплями. Все делились друг с другом шампанским из бутылок, глинтвейном из термосов, глеггом из тамблеров и всем, что горит и зажигает кровь, из фляжек всех сортов.
Сначала мы Костей просто шли рядом, и передавали из рук в руки фляжку с коньяком, неловко при этом улыбаясь, словно делали что-то запретное. Я не пила, просто смачивала губы, бурлящего веселья мне хватало и без этого. Но постепенно толпа уплотнялась, подталкивая нас друг к другу, и вскоре мы уже сталкивались локтями, наступали на ноги: то я ему, то он мне, да пить становилось гораздо удобнее на брудершафт, чем просто так. К полуночи и по мере приближения к центру люди вокруг стали совсем непредсказуемыми и шумными: одни шарахались туда-сюда, другие куда-то бежали, распихивая всех по пути. Сигналили одинокие наивные водители, пытаясь продраться через пешеходов, захвативших их законную территорию, отстаивали свое право ехать по велосипедной дорожке сумасшедшие владельцы гироскутеров и самокатов, выехавших на них в эту ночь. Пару раз в этом карнавале мы умудрились потерять друг друга из виду и успели испугаться, что уже не найдемся.
После второго раза Костя крепко взял мою ладонь своей теплой сухой рукой и больше ее уже не выпускал, лишь сжимал чуть сильнее и увереннее, когда толпа особенно напирала. И даже обнимал меня за плечи, когда ему казалось, что становится опаснее.
Но мои слова, про то, что у нас «не получится» он все-таки помнил, потому что сверх этого он ничего себе не позволял.
Совершенно зря. Сегодня мне было уже все равно — можно было творить любые глупости и даже делать то, что хочется больше всего на свете, потому что эта ночь не считалась, она была особенной, вне обычных координат.
Я хотела узнать сколько времени — но мой телефон сел, не выдержав холода, которого я совсем не ощущала.
Все вокруг плыло в черном безвременье, расцвеченном разноцветными новогодними огнями, сполохами фейерверков и разноголосой музыкой. Мне казалось, я могла бы провести вот так всю жизнь — рука в руке среди веселых людей на ночных новогодних улицах. Не самый худший вариант вечности, если так посмотреть.
Но Костя вдруг отбился от плотного потока людей, потянул меня в темную арку, провел несколько шагов в совершеннейшей темноте, и в тот момент, когда я уже готова была испугаться — вдруг вытянул к черной глянцевой реке, в которой неожиданно празднично отражались оранжевые и белые фонари на проспектах по обоим ее берегам.
Здесь почти не было людей, и редко-редко проезжали неизвестно куда торопящиеся машины. Уже-не-декабрьский и почти-январский влажный ветер с воды выдувал из головы хмель, но мы были упорными, а фляжка почти бездонной. Приходилось греться друг об друга, прижимаясь все теснее, но никто из нас не жаловался.
