— Так — не будешь… — он встал на одно колено и поцеловал меня в макушку, а потом поднялся на ноги. — Будешь по-другому. Иначе, но не менее сильно. И он не будет любить тебя так, как я. Но он сделает тебя счастливой, обещаю. А мне пора, малыш.
Я подняла голову и сквозь мутную пелену слез смотрела, как он отходит, отступает назад, в сияющий за дверью балкона яркий солнечный свет.
Будто вместо новогодней ночи там включили июльский полдень.
— Не уходи… — попросила я отчаянно. — Я буду скучать, Динь. Динь!
— Динь-динь… — прошелестел теряющий плотность голос. — Ты меня уже отпустила, любовь моя. Уже отпустила.
Смотреть на сияние и темную фигуру в нем было больно, но я все равно смотрела. До рези в глазах, до прыгающих темных точек смотрела, как он уходит и растворяется в этом свете.
Мой Динь.
Глава 25 Все впереди
Я долго плакала во сне, никак не желая успокаиваться, но со слезами из меня вытекала застарелая тягучая черная боль и, как размазанная тушь, оставалась на пальцах, под глазами и на подушке.
А потом я проснулась и поплакала еще немного наяву, но это были простые слезы, светлые. Прощальные.
После Нового Года я в последний раз схожу к Денису на могилу, приведу там все в порядок, поблагодарю сторожа и буду с этих пор приезжать раз в полгода, на Пасху и на его день рождения.
Теперь, когда я решила все дела с миром мертвых, мир живых неуловимо изменился, отмер, будто он стоял на паузе и ждал, пока я закончу. Заворочался во сне Костя, и я прильнула к его широкой спине — хотелось тепла. Он повернулся, сграбастал меня в объятия и прижал к себе, не просыпаясь. Я пригрелась где-то у него под мышкой и совсем успокоилась.
Спать не тянуло совершенно, несмотря на бессонную неделю. Мне было просто хорошо лежать в теплых сильных руках и знать, что бояться совершенно нечего. Больше нечего.
Разве что Артура, который настучит мне по голове за побег с дежурства, но это я могла пережить.
— Надо проставиться Артуру, — эхом моих мыслей пробормотал Костя. — Хотя одного раза будет мало, теперь всю жизнь проставляться.
— Ты не спишь? — я дотянулась и поцеловала его в подбородок. И укололась о щетину. — Ой, острая!
Костя тихонько дотронулся до моего виска губами, стараясь не уколоть.
— Проснулся проверить, не была ли ты сном.
— А как ты так делал,что вчера она не кололлась? — я продолжала водить пальцем по черной щетине и выяснила, что кое-где она была по-прежнему мягкой, а кое-где неприятно кололась.
— Секрет, — усмехнулся он.
— А что там про Артура? — вспомнила я. — За что проставиться?
— За то, что обратил на тебя внимание. А когда ты его послала, завелся и предложил мне пари на тебя.
— Согласился? — с любопытством спросила я.
— Да ты что? — изумился Костя. — Послал по матушке. Мотал я эти игры… Но стало любопытно и заглянул посмотреть, кто прищемил хвост нашему ловеласу. Увидел тебя и пропал.
— Так надо было вернуться и все-таки поспорить. Выиграл бы,— я провела пальцами по узкой темной дорожке волос у Кости на груди, подняла взгляд выше и пропала в его прозрачных, как студеная вода в роднике, глазах.
— Э-э-э-э, нет, — он поймал мои пальцы и, не отрывая от меня взгляда, поцеловал их один за другим. — Я это кино тоже видел. Не хотелось искать тебя потом по всему городу и выкладывать плюшевыми медведями на площади надпись: «Прости меня».
Я засмеялась, и он поймал мой смех в ловушку своих губ, провел руками по всему телу, очерчивая его границы — и тут же сделал все, чтобы я их покинула, улетая на десятые небеса.
Самая сладкая любовь — утром первого января.
Как сбывшееся желание, загаданное под бой курантов и доставленное первой же волшебной почтой на Землю.
За окнами заново начинались разрывы петард — это развлечение еще на неделю.
Тут не было ни елки, ни салатов, и даже мандарины у нас кончились еще у реки, но настоящее новогоднее настроение — это не куранты и даже не ожидание чуда.
Это ощущение новой жизни, которая началась как и полагается порядочной новой жизни — с первого января.
И оно затапливало нас с головой.
Потом, в умиротворенной усталой тишине он ласкал меня взглядом, лежа рядом и подперев рукой голову.
Тихо спросил:
— Не жалеешь?
Я даже рассмеялась от такого предположения.
Мой личный спаситель от тьмы, моя уютная тихая гавань и мой одобренный и сертифицированный умершим мужем преемник. Даже не надейся, теперь ты от меня никуда не денешься.
— Ты знаешь, сейчас конечно еще рано… — Костя нежно перебирал мои волосы и смотрел в мои затуманенные счастьем глаза прямо, не отводя взгляд. — Но я все равно скажу...
Я потянулась к нему за поцелуем — и получила долгий-долгий, такой, что почти забыла, с чего все началось.
— Нет, не скажу, — вдруг передумал Костя. — Рано. Напомни мне где-нибудь в марте.
— Хорошо, — рассмеялась я, прижимаясь к большому, теплому и живому мужчине всем телом.
Конец
