— Дим, это не было именем, да и будь там имя, не назвали бы тебя так. Дети бы загнобили. Там такой набор букв, что язык сломишь.
— Но откуда вы знаете, что это не имя? Может, родители хотели назвать меня так.
— Хотели бы, не бросали, — устало вздохнул Цербер. — Говорю тебе, не имя это! Я тогда еще специально в интернет полез, решил посмотреть значение. И смысл этого слова с водой был связан. Индонезийское, кажется, слово. То ли река, то ли ручей… Вот что-то такое…
— Название реки? — Дмитрий немедленно оживился.
— Нет, не название. Само слово. В общем, что-то с течением связано.
— Даже первой буквы не помните?
— Дим, ну что за «Поле Чудес» ты развел? Ну не помню я… Двадцать семь лет прошло… Да и важно ли теперь это?
Однако Лесков не унимался. Забыв про чай, он начал искать в телефоне перевод упомянутых Цербером слов на индонезийском. Был еще один вариант, как заставить старика вспомнить, но Дмитрий не посмел использовать на нем свои способности. А ведь достаточно было всего лишь приказать вспомнить…
— Как ты сказал? — внезапно переспросил Цербер, когда Дима озвучил очередное слово.
— А-ли-рЭн… В переводе означает «поток»…
— Да, точно, поток! — оживился старик. — Алирэн… И впрямь! Заведующая еще сказала, что аллергеном сразу же прозовут.
— Вы уверены, что это то самое слово? — Дима почувствовал, как его сердце начало биться быстрее.
— Да, уверен. Удивительная штука — память… Двадцать семь лет ведь минуло…
Время приближалось к четырем часам, когда Дима покинул квартиру Цербера. На прощание он попросил мужчину еще раз подумать над его предложением переехать жить в новостройку и звонить ему, если будет что-то нужно.
— Лучше детям эти деньги переведи, раз такой щедрый, — рассердился Михаил Юрьевич. — Зачем мне на старости лет новая квартира? Я и тут доживу оставшиеся годы. Помогай тем, кто нуждается в твоей помощи, парень. А я и так знаю, что ты неплохой. Ты лучше приезжай как-нибудь еще. Я правда рад тебя видеть.
На этих словах они распрощались. Почему-то на душе вдруг сделалось немного грустно. Диме было приятно увидеться с этим человеком, и он пожалел, что не связался с ним раньше. Лесков даже не догадывался, что Цербер так тепло относится к нему. В детстве Михаил Юрьевич казался ему строгим и придирчивым, но сейчас, оглядываясь назад, Дима начал понимать, что в каком-то смысле строгость Цербера была скорее отцовской. Он не выделял Лескова среди других детей, не давал ему каких-то особых поблажек, но было в его отношении что-то родное.
Дмитрий вышел из подъезда и, перейдя дорогу, направился в сторону больницы. Теперь его шаг больше не был таким бодрым, а к хорошему настроению стало примешиваться волнение. Парень нервничал, и несмотря на то, что Цербер дал ему номер телефона Артема, звонить заранее Дима не стал.
Свежеотремонтированное здание больницы предстало перед Лесковым спустя десять минут. За это время Дмитрий несколько раз прокрутил в голове то, что он скажет Артему. Но почему-то ни одна заготовленная фраза не звучала так, как хотелось бы. И существовала ли вообще такая фраза, которой можно было загладить свою вину за тот поступок в детстве?
Триста пятый кабинет Лесков нашел без труда — куда труднее было постучать в дверь. Но ответа не последовало.
— Консультации возобновятся через сорок минут. Сейчас у меня перерыв, — внезапно услышал Дима, раздавшийся за спиной мужской голос. Он обернулся и увидел стоящего перед собой невысокого рыжеволосого парня в очках. Его лицо было испещрено веснушками, за которые в детстве он получил кличку «конопатый». Вообще, у Артема было поразительно много прозвищ, причем одно обиднее другого.
— Ты? — вырвалось у рыжеволосого, когда он понял, кто только что стучался в дверь его кабинета. — Лесков?
— Привет, Артем, — Дима попытался вести себя как можно более спокойно, но его голос все же прозвучал неуверенно. — Мы… поговорить можем? Если занят, то я — до понедельника в Петербурге, и, возможно, ты найдешь время…
— Да я и сейчас найду, — прохладным тоном ответил Артем. — Интересно же, о чем спустя столько лет можно говорить с тем, из-за кого меня пырнули ножом. Отойди…
С этими словами Артем открыл ключом дверь и первым вошел в кабинет. Он сел за стол и жестом указал Лескову на стул, стоящий напротив.
— Давай, выкладывай! — в этот миг Дима уловил в голосе Артема несколько наигранную браваду. Видимо, парень тоже нервничал, и от этого стало чуть легче.
Лесков занял предложенное место и, немного помолчав, произнес:
— Хочу, чтобы ты меня выслушал.
— Я слушаю, слушаю, — Артем откинулся на спинку кресла, насмешливо глядя на своего собеседника.
— Если бы я мог вернуться в прошлое, — начал Дима, — то в тот день, когда ты попросил меня о помощи, я бы повел себя иначе. Но мы были детьми, Артем, и я испугался. Одно дело — это грызня с Виктором и его друзьями, другое дело — старшие. Я оказался таким же трусом, как и все остальные, с той лишь разницей, что я был тебе обязан. А это делает меня еще хуже. Единственное, о чем я не знал, так это о расправе. Виктор тоже угрожал мне ножом, но в ход его не пустил. Не знаю, почему они посмели это сделать с тобой…
Артем испытующе смотрел на Диму, ожидая от него главных слов.
— Я…, - Лесков занервничал сильнее. — Я пришел, чтобы извиниться перед тобой за случившееся.
— Да что ты говоришь? — внезапно Артем усмехнулся. — Это до тебя двенадцать лет доходило или внезапно пробудившиеся муки совести заставили великого Лескова снизойти до простых смертных?
Дима не ответил на его вопрос, но все же отвел глаза.
— Если я могу хоть как-то загладить…
— Что ты можешь загладить, Лесков? — в голосе Артема послышалась плохо скрываемая злость. — Шрам у меня на животе? Издевательства, которым я подвергался столько лет? Оскорбления, которые сыпались на меня со всех сторон? Меня унижали и били каждый божий день. И ни один из вас, уродов, даже не попытался за меня заступиться. На меня набрасывались всей сворой, пинали, а вы проходили мимо. Да, может, ты и не цеплялся ко мне, но своим молчанием ты позволял это делать другим. Ты хоть знаешь, каково это, когда тебя бьют?
— Не хуже тебя. Ты же сам нашел меня на полу в туалете. Как раз после "разговора" с Виктором…
Артем усмехнулся и нервно поправил очки.
— В общем так, Лесков. Извинения твои не принимаются. Можешь засунуть их сам знаешь куда. Я ненавидел тебя все эти годы и буду продолжать ненавидеть дальше. Буду ненавидеть вместе со всеми остальными уродами, жившими со мной в этих долбаных интернатах.
— В интернатах? — переспросил Дмитрий, интонацией обратив внимание на множественное число.
— А ты думал, что во втором зверинце мне будет лучше? Ну если только потому, что там у меня появился первый в жизни друг. Но Катька не могла защитить меня от новых издевательств. Ее и саму там не сильно жаловали. У нее так и не появилось ни одной подруги. Большую часть времени мы проводили вдвоем.
