Слова Ромы в их последнюю встречу, не стали для Лескова невероятным открытием. О многом он и так догадывался, и ему чертовски не нравилось, что его друг начал копать там, где не следовало. Уже несколько журналистов сложили свои головы, пытаясь вытащить на свет правду, которую так тщательно маскировали спонсоры. В каком-то смысле проект «Процветание» был приторной сказкой, которую тщательно распространяли по миру, стараясь внушить людям, что наконец-то о них кто-то начал заботиться. Все эти проплаченные россказни были таким же дерьмом, что и предвыборные обещания политиков. Главы государств продавались корпорациям так же легко, как шлюхи, дежурившие на трассах. Ромина программа — это была всего лишь детская игра в свободу слова, которую могли прикрыть в любой момент. И Дмитрий опасался, как бы его неравнодушный друг случайно не оказался под прицелом.
Что касается «Золотого Континента», Дмитрий уже и сам подумывал о том, чтобы перебраться туда. В Москве его ничего не держало, а жизнь становилась здесь все более опасной. Не только Бранн подвергся нескольким ограблениям. Полгода назад практически полностью обчистили его собственную квартиру, правда, Дмитрий воспринял это куда более философски, чем Киву. Также у Дмитрия несколько раз угоняли машину, но каждый раз по какой-то причине бросали ее. Перекупщики не хотели брать. А то, что как минимум раз в месяц с автомобиля снимали колеса, можно вообще не рассказывать. Такое происходило повсюду.
— Бранн, быть может, вам уже что-то известно по поводу моей заявки о переселении в Сидней? — спросил Лесков.
— Видите ли, — румын несколько замешкался. — Спонсоры считают, что вы сделали еще недостаточно, чтобы претендовать…
— Недостаточно? Я вложил почти двадцать миллионов долларов…
— Люди вкладывают миллиарды, — заметил Киву. — К тому же вы несколько подпортили свою репутацию в глазах спонсоров после того, как заморозили последний транш.
— А разве это не логично? — Лесков вопросительно вскинул бровь. — С прошлого месяца мне внезапно перестали предоставлять полный отчет о том, куда идут мои деньги. Мне прислали сомнительного рода бумажку, якобы поправку к договору, где говорится о том, что организация больше не обязана отчитываться передо мной за каждый доллар.
— Я в курсе, — спокойно ответил Бранн. — Именно поэтому я и пригласил вас на ужин. Спонсоры понимают ваше недовольство, однако вы тоже должны понять их. Вы не входите в число тех, кто голосует за распределение бюджета. И я, кстати, тоже. Поэтому передо мной также никто не собирается отчитываться… Участвуя в этом проекте, я всего лишь покупаю себе право на то, чтобы переселиться в более спокойное место. Дмитрий, я настоятельно вам рекомендую сегодня же разморозить транш и наконец прекратить задавать вопросы. Бросаясь под поезд, вы его не остановите. Прислушайтесь к моему совету.
— А то что?
— Позвольте вам напомнить: вас пригласили стать инвестором лишь потому, что я и еще несколько человек поручились за вас. После той глупости, что вы сделали с Беридзе, общим голосованием было решено уничтожить вас. Потому что вас считают опасным. Вы — не Призрак, которого можно контролировать деньгами. К нищете Вам не привыкать. У Вас нет семьи или любимой женщины, чтобы пригрозить Вам их гибелью. Таким образом ваше имя фигурировало в списке самых опасных людей по мнению организации. Но мне все же удалось переубедить спонсоров. На ваше счастье, иногда я тоже бываю достаточно убедительным. Кстати, когда я настаивал на том, чтобы сдали Призрака, мне любезно напомнили о моей пылкой речи в вашу защиту. В каком-то смысле Вас оставили лишь потому, что вы, как и он, ладья на этой шахматной доске. Вы нужны для тех случаев, когда пешки бессильны.
— Значит, если я захочу покинуть проект…
— Вас немедленно уничтожат, — договорил за него Бранн. В этот миг Киву даже мысленно поаплодировал своему гостю: на лице Дмитрия невозможно было прочесть ни единой эмоции.
«Я хорошо тебя воспитал», — подумал Киву.
Лесков и впрямь научился держать себя в руках. Несмотря на то, что внутри него бушевало пламя бессильной злости, его выражение лица и голос оставались абсолютно спокойными. Дмитрий знал, что тот случай не пройдет для него бесследно, и теперь ему оставалось выбирать: либо платить деньгами, либо собственной жизнью. Лесков выбрал первое.
Извинившись, он извлек из кармана телефон, после чего набрал номер своего финансиста и попросил разморозить транш.
«Умница», — подумал Бранн, довольно улыбнувшись.
Когда Дмитрий положил трубку, Киву устало произнес:
— Еще раз повторяю, перестаньте наконец спрашивать о том, на что не в силах повлиять. Попробуйте жить и наслаждаться жизнью, тем более сейчас, когда у вас такие возможности! Общайтесь с друзьями, путешествуйте, развивайтесь. Найдите себе женщину в конце концов. Я понимаю, что вам нравится статус завидного холостяка России, однако в обществе все же лучше появляться со спутницей нежели одному.
— Не вы ли мне минуту назад сообщили, что спонсоры искали человека, убийством которого можно мне пригрозить?
— Я не говорю вам любить. Любовь имеет свойство делать нас уязвимыми. Я против этого. Но что мешает вам развлекаться? Или, что еще лучше… Боже, как удачно, что вы мне напомнили! Дмитрий, будьте добры, возьмите, пожалуйста, с каминной полки конверт…
Услышав эти слова хваленая выдержка Лескова дала трещину. Его бровь нервно дернулась. Все, что было связано с белыми конвертами на каминной полке Киву, вызывало у Дмитрия стойкое отвращение, и Бранн исправно работал над тем, чтобы это ощущение только усиливалось.
Однако Лесков все же нехотя поднялся с места и, приблизившись к камину, с долей удивления обнаружил на полке конверт бледно-розового цвета.
«Что, белые закончились?» — с мрачной издевкой подумал парень. Взяв в руки конверт, он вернулся за стол как раз в тот момент, когда вошла служанка, желая поинтересоваться, можно ли подавать основное блюдо: говяжий стейк в маринаде из лайма и ананаса. Киву разрешил, после чего вновь обратился к Лескову.
— Посмотрите, что внутри, — любезно предложил он, глядя на настороженное лицо своего собеседника.
Дмитрия несколько упокоил тот факт, что конверт было разрешено вскрыть при наличии в комнате прислуги. Значит, ничего особо ужасного внутри нет. Это было странно и от этого еще более подозрительно.
В конверте оказались две фотографии красивой рыжеволосой девушки двадцати шести лет. Один снимок представлял собой портрет: выразительные зеленые глаза незнакомки с легкой иронией смотрели на Дмитрия, на губах красовалась лукавая улыбка, а ее длинные волосы на этой фотографии казались особенно яркими. Следующее фото демонстрировало эту девушку уже в полный рост. Лесков скользнул взглядом по ее точеной фигурке в обтягивающем белом платье, после чего вопросительно посмотрел на Киву.
— И что это значит? — спросил он.
— Ничего страшного, — успокоил его Бранн, однако тихий смешок, сорвавшийся с губ румына, заставил Дмитрия вновь немного насторожиться. — Я расскажу вам, когда мы закончим с основным блюдом и перейдем к десерту. А то, признаюсь, меня откровенно печалит тот факт, что вы всегда все воспринимаете близко к сердцу, и от этого страдает ваш аппетит.
