В голосе девушки снова послышались нотки иронии, но, к ее удивлению, Дмитрий чуть улыбнулся в ответ:
— С тех пор, как я вышел из детского дома, мне больше не приходилось решать проблемы кулаками. Во всяком случае своими собственными.
— Вы не похожи на бывшего детдомовца.
— А у вас был опыт общения с ними?
— Был один знакомый. Он был мужем моей подруги, поэтому видела я его довольно часто. Он сильно отличался от других мужчин в нашей компании — в разговоре постоянно использовал бранные слова-паразиты, часто вступал в споры, причем агрессивно, мог даже подраться. Иногда мне казалось, что он тоже чувствует свое отличие и за это тайно ненавидит нас, обычных.
— Мне пришлось сильно поработать над собой, чтобы избавиться от этой ненависти, — ответил Дмитрий. — Трудно находиться в обществе, где на тебя уже заранее повесили клеймо и чуть ли не ждут момента, чтобы сказать «ну он же детдомовец».
— Или «ну она же не замужем», — с улыбкой добавила Эрика.
Дмитрий улыбнулся в ответ. Но вот его собеседница снова почувствовала странную неловкость, которая вечно сопровождала их, когда они были вдвоем. Чтобы отогнать ее, Воронцова снова задала вопрос:
— Кто же та отчаянная девочка, которая сумела запугать здешних охранников?
— Полагаю, дочь моего друга. Не знаю, правда, что ей понадобилось, но, скорее всего это связано с ее отцом.
— Вы имеете ввиду Бехтерева?
— Да.
— Он тоже детдомовский?
— Да, мы очень давно дружим. Суворов тоже из нашей компании. Был еще парень, который погиб в автокатастрофе задолго до начала войны. А судьба моего четвертого друга мне неизвестна.
— Я видела крестик на вашей груди с именем Олег…
— Он достался мне от покойного.
За этим непривычно дружеским разговором они добрались до госпиталя. Их официальный тон куда-то испарился, а в словах больше не слышалось знакомой язвительности. Ни один из собеседников не пытался задеть другого: напротив, теперь их прежняя вражда вдруг показалась обоим какой-то дурацкой и неуместной.
Но вот, поднимаясь на нужный этаж, Дмитрий и Эрика внезапно столкнулись с Оксаной. Она стояла на лестничной клетке с Оленькой, и обе живо о чем-то переговаривались. При виде этих двоих, девушки разом умолкли. Лицо Оли исказилось страхом и неприязнью по отношению к Эрике, а бывшая Алюминиевая Королева вопросительно посмотрела на Лескова. В последние дни Дмитрий словно избегал ее, однако на общение с Воронцовой у него почему-то находилось время.
— Можно тебя на минуту? — сдержанно спросила она, обратившись к своему бывшему жениху. Эрика бросила на Дмитрия быстрый взгляд, после чего усмехнувшись, произнесла:
— Жду вас в своем кабинете.
Она ушла, едва ли не наяву ощущая, как за ее спиной сгущаются грозовые тучи.
В свою очередь Оксана первой спустилась на пролет ниже, после чего, дождавшись, когда Лесков спустится следом, вновь обратилась к нему.
— Ничего не хочешь мне сказать? — тихо спросила она, скрещивая руки на груди.
— Для начала можем поздороваться. Доброе утро, — Лесков улыбнулся, хотя получилось это несколько натянуто. Он уже понял, что назревает ссора, но все еще пытался оттянуть ее.
— Кому доброе, а кому не очень, — ответила Оксана. — Для меня «доброе утро» — когда мой парень находится рядом со мной, а не ходит повсюду следом за стервой, у которой кроме пробирок больше ничего нет.
— По-моему, мы уже сто раз обсуждали наши с тобой отношения. Мы — друзья, Оксана. И сейчас ты прилагаешь все усилия, чтобы со мной поссориться.
— Друзья, — спокойно согласилась девушка. — Потому что ты сказал, что на отношения у тебя нет времени. А на нее, значит, у тебя время есть? Уже все заметили вашу «крепкую дружбу».
— Незнание порождает сплетни, — спокойно ответил Дмитрий, однако в глубине души его все же поразило, что кто-то придумывает подобную чушь. Я не буду перед тобой оправдываться, потому что, если ты хочешь что-то увидеть, ты это увидишь.
— А мне и видеть ничего не нужно, мой дорогой, — Оксана лишь пожала плечами. — О вас говорят все, кому не лень.
— А тебе больше нечем заняться, кроме как слушать?
— Дим, я не хочу с тобой ссориться. Но, если ты не понимаешь, я скажу напрямую: я люблю тебя. И то, что ты прямо у меня на глазах встречаешься с другой и врешь мне об этом… Хотя бы наберись мужества и скажи прямо, что ты с ней спишь. Я, знаешь ли, тоже нравлюсь противоположному полу. И найти тебе замену мне не составит ровным счетом никакого труда.
Это признание в любви заставило Дмитрия мысленно выругаться. Ну вот почему в жизни всегда получается так по-идиотски: когда кто-то нравится, он обязательно состоит уже с кем-то в паре или не заинтересован в тебе, но при этом ты непременно оказываешься симпатичен тому, кто не привлекает тебя.
— Не устраивай детский сад, — ответил он. — Идет война, и последнее, о чем тебе надо сейчас думать…
— Именно во время войны думаешь о том, что завтра человека, которого ты любишь, может уже не стать, — перебила его Оксана. — А ты только и делаешь, что врешь. Если ты с ней, то так и скажи. Я больше не намерена унижаться.
Сказать, что она была в бешенстве — это ничего не сказать. Оксана никак не могла понять, в чем их проблема? Лесков упрямо утверждал, что они — всего лишь друзья, но в тот момент, когда она пришла навестить его в госпитале и поцеловала его, он ответил на поцелуй. А сейчас вдруг пошел на попятную и прикрывается какой-то мифической занятостью. Да, теперь он в совете, но не круглосуточно ведь.
Бесило еще и то, что он что-то умалчивал. То ли о себе, то ли о своей новой работе, но между ним и Оксаной постоянно была какая-то недосказанность. И теперь девушка начала понимать, что этой самой недосказанностью является лабораторная стерва с самомнением, как у древнегреческого божества. Что он вообще в ней нашел? Если только внешность. В целом Воронцова была пустой самодовольной куклой, которая разбиралась только в химии, и то только тогда, когда рядом стоял более опытный мужчина вроде Вайнштейна. А поведение этой девицы с коллегами и вовсе вызывало лишь отвращение — столько высокомерия и холодности было в ее взгляде. Та же Оленька откровенно ее побаивалась. Бедняжка даже плакала несколько раз из-за язвительных нотаций Воронцовой. К тому же Оле казалось, что Эрика настраивает против нее Альберта, к которому девушка испытывала далекие от субординации чувства. Получается, мало того, что эта лаборантка решила захапать себе Вайнштейна, так еще и нацелилась на Лескова. Вот только черта-с-два она его получит.
— Мы поговорим, когда ты успокоишься, — устало ответил Лесков. — Главное, перестань придумывать себе разные небылицы.
— Просто ответь мне: ты с ней?
— Просто отвечаю: нет! Всей станции известно, что Воронцова меня ненавидит. Да и я не испытываю к ней великой симпатии. Мы всего лишь вынуждены вместе работать.
