Но вместо этого Дмитрий лишь сильнее стиснул его черные пряди и мягко, почти ласково произнес:
— Еще одна ошибка, Эрик, и, я даю вам слово: мы с вами распрощаемся.
В тот же миг Фостер с долей облегчения почувствовал, как стальные пальцы Лескова отпускают его волосы.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросил наемник, осторожно приоткрыв глаза. Ему до сих пор не верилось, что после всего случившегося Дмитрий не стал причинять ему вреда.
— Через два дня мы отправляемся на поверхность. И вы пойдете с нами. Я, правда, еще не решил, по своей ли воли.
— Я пойду! — выкрикнул Эрик, заметно побледнев. — Только не надо мне ничего внушать! Под внушением я буду, как зомби, и ничего не смогу сделать сам.
— Это мне и нужно.
— Но так у меня гораздо больше шансов погибнуть!
— Об этом нужно было думать раньше, прежде чем устраивать бессмысленные заговоры у меня за спиной.
— Да это не было заговором! Я не такой идиот, чтобы идти против полукровки. Да, был шанс, что с вами расправятся, но опять же, зная русских…
— В том-то и дело: вы не знаете русских, и это вас подвело. Будь мы в Соединенных Штатах, со мной все было бы уже кончено.
С этими словами Лесков едва заметно улыбнулся. Теперь ему уже не нужно было внушать Эрику страх — парень был действительно напуган без всякого вмешательства.
Глава XIX
Всего их насчитывалось двенадцать. Шестеро из них уже собрались у лифтов и терпеливо дожидались остальных. Кто-то нервно поглядывал на часы, кто-то в десятый раз проверял исправность приборов, кто-то копошился в своем рюкзаке. Все эти люди старались казаться спокойными, даже изредка обменивались шутками, вот только улыбки выходили натянутыми, а уверенный тон отдавал фальшью.
Иван Бехтерев сидел на полу неподалеку от входа в лифт. Прижавшись спиной к стене, он задумчиво смотрел в одну точку, пытаясь привыкнуть к мысли, что, быть может, сегодняшний день станет в его жизни последним. Вика спала, когда он зашел в ее комнату, чтобы попрощаться. Иван не стал будить девочку, лишь едва ощутимо коснулся губами ее лба, чувствуя нежность и отчаяние одновременно. В тот момент она показалась ему особенно хрупкой и беззащитной. Это было странно — будучи полукровкой, этот ребенок превосходил любого человека, но Иван по-прежнему видел в ней свою маленькую девочку.
— Дочка плакала небось? — голос Тимура вырвал Ивана из паутины мыслей, и Бехтерев поднял глаза на подошедшего к нему солдата.
— Она не знает, что я ухожу.
Тимур опустился на пол и долей сочувствия посмотрел на собеседника. В этот момент он подумал, что, быть может, это даже хорошо, что его жена ушла к другому, не успев родить ему ребенка. Так сказать, сам Господь уберег от расставаний, которые каждый раз приходится переживать Ивану.
— На твоем месте я бы все же сказал, — тихо ответил Тимур. — Ребенок должен знать. Вполне возможно, что…
Однако договаривать он не стал. Слова о том, что сегодня девочка может проснуться уже сиротой были слишком чудовищными, чтобы их озвучить, а заменить их подходящей шуткой у мужчины не получилось. Поэтому недосказанное повисло в воздухе звенящей тишиной.
Тем временем в другой стороне помещения находились еще четверо членов «экспедиции». Несмотря на то, что все присутствующие были одеты в одинаковую военную форму, эти люди производили впечатление чужаков, которые пытались показаться своими. Оно было понятно. Все четверо работали в здешнем научно- исследовательском институте и впервые после катастрофы отправлялись на поверхность. Никто из них не имел достаточного опыта в использовании огнестрельного оружия, поэтому автоматы на их плечах выглядели скорее декорацией нежели защитой. Константин Морозов, Артур Семенчук, Владислав Шилкин и Борис Кутании сегодня были вынуждены исполнять роль солдат, и они были чертовски напуганы.
Что касается Дмитрия, то в этот момент он находился в кабинете Альберта Вайнштейна и молча наблюдал за тем, как врач перекладывает ампулы с «эпинефрином» в продолговатый черный футляр, похожий на футляр для хранения очков. Эрика была категорически против того, чтобы они использовали непроверенный препарат, но потом все же сдалась. Дмитрий отчетливо помнил, как она побледнела, услышав его просьбу, как нехотя касалась сенсорной панели, открывая сейф, как заклинала его не прикасаться к ампулам без крайней необходимости.
Они толком и не попрощались. Едва Лесков взял в руку ампулы, девушка попросила его уйти. Не было ни классических объятий с обещаниями вернуться живым, ни жарких поцелуев, ни даже слов поддержки. Эрика словно обратилась в ледяную статую — столь безэмоциональным сделался ее взгляд. Дмитрий не знал, что таким образом девушка реагировала всегда. Ей было легче сделать вид, что ничего не происходит, нежели постыдно разрыдаться в объятиях человека, которого боялась потерять. Она окончательно запуталась в их отношениях, но сегодня к своему ужасу осознала, что Дмитрий способен причинить ей боль — он стал ей по-настоящему дорог. За своей холодностью девушка скрывала свой страх.
Подобная реакция озадачила Лескова. Ему хотелось обнять ее, как хочется обнять близкого человека, к которому надеешься вернуться. Хотелось прижаться губами к ее плечу и молча стоять до тех пор, пока стрелка часов не велит ему уходить. Однако поведение Эрики остудило его. Дима покинул кабинет Воронцовой растерянным, если не сказать расстроенным. Гордость не позволила ему спросить, что вызвало подобную перемену в настроении девушки и уж тем более признаться самому себе, что его это задело. Впрочем, сейчас это было последнее, о чем стоило думать. Ему предстояло подняться на поверхность, и только Богу было известно, что ждало его наверху.
Сейчас, находясь в кабинете Альберта, Дмитрий пытался скрыть свою тревогу. То и дело его пальцы перемещались на браслет часов, как бывало каждый раз, когда он сильно нервничал, но в этот раз ему удавалось удержаться от желания начать щелкать застежкой. Нужно было держать себя в руках, иначе «костяные» почувствуют его страх, и тогда все пропало.
— Мы справимся, — произнес Вайнштейн, словно прочитав его мысли. — Ты сам говорил, что в это время суток «костяные» наименее активны, и у нас есть шанс незаметно добраться до Адмиралтейства. Главное, продержаться следующие четыре часа и донести стекло. Морозов сказал, что оно довольно тяжелое.
Дмитрий кивнул:
— Если бы не стекло, я бы не брал с собой столько людей. Хватило бы Морозова и нас, полукровок.
— А я бы предпочел не брать с собой как минимум двоих. Я привык работать с теми, кому доверяю, и мне совершенно не улыбается, когда за моей спиной маячит существо вроде Эрика Фостера. Если он в девятнадцать лет такая злопамятная сволочь, то что же будет дальше?
— Тебе не о чем беспокоиться. В этот раз он будет находиться под моим внушением.
— Я перестану беспокоиться, когда Фостер будет находиться под крышкой гроба,
