– Дудки! – ворчал он, садясь за руль своего автомобиля и резко выруливая на просёлочную дорогу. – А вот дудки, не буду я где-то там торчать! Я сейчас разберусь с тобой, сука! Ты у меня сразу туда отправишься, на ту чёртову поляну, даже очухаться не успеешь!
Он подъехал к поместью в тот момент, когда Инес бросилась в свою комнату собирать вещи. Усмехнувшись в усы, вынул из кармана несколько мятых купюр и приказал ожидавшему Инес таксисту немедленно убираться прочь, но свою машину заводить во двор не стал, а, бросив её там, где только что стояло такси, осторожно отпер калитку и, стараясь не шуметь, пошёл к белевшему в темноте дому.
Два больших лохматых пса, выпущенных с заднего двора на период отсутствия в доме хозяев, бросились к нему. Гонсало цыкнул, затем тихим свистом подозвал их к себе и, схватив за ошейники, отвёл обратно на задний двор.
– Сидите тут. Нечего вам там делать, – сказал он, закрывая калитку на щеколду.
Майкл услышал, что в дом вошли, и поначалу так и подумал, что это вернулся Гонсало. Но для Гонсало шаги за стеной были слишком быстрыми. Охваченный любопытством, Майкл подошёл к двери и после некоторого раздумья открыл её и выглянул в коридор, где и обнаружил, что быстрые шаги действительно принадлежат Гонсало. Тот почти дошёл до комнаты Инес и как раз взялся за ручку двери, чтобы зайти внутрь.
– Гонсалито? – негромко позвал Майкл.
Гонсало обернулся и посмотрел на Майкла так, как не смотрел никогда. В его взгляде отразилось всё, что он не успел сказать и сделать за время их знакомства, – и любовь, и жалость по поводу чего-то очень важного, навсегда ускользнувшего из его собственной жизни, и одновременная готовность к действиям, и тоска по ушедшей навсегда Тересе.
Майкл понял, что на празднике произошло что-то очень серьёзное, причём настолько серьёзное, что Инес захотела немедленно увезти его отсюда, а появление Гонсало следом за ней буквально сейчас будет иметь последствия.
Он хотел ещё что-то сказать, но Гонсало приложил палец к губам и кивком дал понять, что требует, чтобы Майкл зашёл обратно к себе. Майкл тут же прикрыл за собой дверь и встал за ней. В его душе стремительно разрастался необъяснимый и жуткий страх перед чем-то неотвратимым, что обязательно должно было произойти прямо сейчас в двух шагах от того места, где он находился.
Тишина взорвалась через пару мгновений, когда за стеной раздался истошный женский крик. Охваченный паникой Майкл отбежал на середину комнаты и ухватился обеими руками за окаймлявшую изножье кровати деревянную спинку.
Он стоял у кровати и смотрел на ключ в замке двери. Ключ, который он не успел повернуть хотя бы потому, что за пределами комнаты находился Гонсало.
Крик и звук бегущих шагов вскоре перекинулись в коридор, дверь в комнату Майкла распахнулась, и на пороге возникла Инес. Из её пробитой чем-то тяжёлым головы лились потоки крови, в правой руке был зажат один из тяжёлых парных подсвечников, служивших украшением её спальни и некогда принадлежавших бабке Анхелике, левой рукой Инес держалась за зияющую рану на голове, пытаясь остановить таким примитивным инстинктивным способом обильное кровотечение.
Увидев Майкла, она швырнула подсвечник на пол, и он упал с гулким, отдавшимся эхом звуком, а Инес подбежала к Майклу, больно схватила его за плечи и встала за ним так, как недавно сделал Хесус, когда использовал Лусиану в качестве живого щита.
– Посмотрим, что ты сделаешь, Гонсалито! – заорала она уже успевшим сорваться до хрипоты голосом. – А ну давай, тронь меня! Тронь, Гонсалито! Тронь!
Следом за Инес в комнате появился Гонсало. В руке он держал второй подсвечник бабки Анхелики, и его верхняя часть была измазана кровью, в происхождении которой, глядя на рану на голове Инес, сомневаться не приходилось. Гонсало зашёл не спеша, с сосредоточенным выражением лица, будто собирался выполнить некую требующую умственных усилий работу.
Увидев, что Инес прячется за Майклом, он остановился и спокойно, почти миролюбиво сказал:
– Ну, ты не дури, не дури. Отпусти мальца. У нас свой разговор, и он тут ни при чём.
– Ещё как при чём, – крикнула Инес. – Если бы не он, я давно выгнала бы тебя из дома, пьяница!
– Отпусти мальца, сука, – наливаясь яростью, повторил Гонсало и занёс над головой подсвечник.
Судя по тому, что всегда бывший при нём нож мирно покоился в свисавших сбоку ножнах, Гонсало напрочь забыл о нём, но тяжёлый подсвечник в его руках был не менее грозным оружием, и оба – и Гонсало, и Инес – понимали это.
– Не отпущу, – вновь крикнула Инес. – И не надейся. Что я, дура, что ли, – отпускать? Ты же меня сразу убьёшь. Так и буду стоять до утра. И Мигелито в руках держать буду. Нипочём не отпущу!
– Не достоишь, – мрачно сказал Гонсало. – Истечёшь кровью, слава Святой Деве.
Инес собралась было возразить, но Гонсало опередил её.
– Мигелито, а ты был прав, когда говорил, что она убила мамиту. Она её отравила, эта проклятая сука.
Слова Гонсало прозвучали для Майкла как сигнал к действию. Он вдруг резко присел на корточки, а неготовая к его рывку Инес от неожиданности разжала пальцы, и воспользовавшийся свободой Майкл в мгновение ока оказался возле открытого окна. Убегать он правда, не стал, хотя по логике разворачивавшихся в комнате событий должен был сбежать, как сбежал во время скандала между Тереситой и Инес.
Дело было в том, что несмотря на очевидное сходство, между этими ситуациями была не только временная, но и принципиальная разница.
Во-первых, Гонсало собирался вот-вот убить Инес, и Майкл должен был попытаться удержать его от ещё одной непоправимой ошибки.
Во-вторых, Инес собиралась оказать сопротивление, и неизвестно, куда оно могло завести её в отчаянной попытке спастись.
В третьих, Гонсало в любом случае могла понадобиться помощь, и неважно, в чём она могла бы заключаться: в том, чтобы спасти Гонсало от Инес или, наоборот, попытаться удержать его от неверного поступка. Факт оставался фактом: Майкл не мог его бросить. Даже под страхом смерти не мог.
Его решением не убегать тут же воспользовалась Инес.
Она быстро нагнулась, подобрала валявшийся неподалёку подсвечник и кинула его в Майкла.
Инес с детства была мастерицей точно бросать предметы. Возможно, она обладала врождёнными способностями, а может, приобрела умение попадать в цель в годы жизни в родительском поместье, когда тренировалась в бросании в пылу соперничества с братьями за место под жарким солнцем океанского побережья. Даже годы хлопотливой взрослой жизни не уничтожили в ней памяти о былых успехах. Например, никто не мог так, как Инес, колоть орехи. Одним ударом, без лишних движений, точно посерёдке раскалывая скорлупу. Или бросать камнями в случайно заползшую в сад змею, убить которую у Инес получалось с первого раза. В детстве она тренировалась на котятах и щенках, за что часто бывала бита более жалостливыми братьями, когда подросла, сбивала ловкими ударами фрукты с деревьев и исподтишка разбивала окна в городе острыми камешками, горсть которых всегда носила с собой. Попасть в цель даже в таком состоянии, как сейчас, с пробитой головой, было для Инес сущим пустяком.
