– Пресвятая Дева! Пресвятая Дева! Пресвятая Дева! – как заведённая, вдруг стала повторять Лусиана.
Ничего не понял лишь Хесус, поскольку уже успел обдолбаться и, пуская слюни из полуоткрытого рта, апатично сидел на корточках в одном из уголков площади.
– А-а-а-а-а-а, – кричал Мигель Фернандес, катался по земле, бился головой о дворовую брусчатку, рвал на груди рубаху. – Это я-а-а-а винова-а-а-ат. Это я-а-а-а-а вин-но-ва-а-а-а-т-т-т, а-а-а-а-а-а! Что же ты сделал сегодня, Мигель, что ты сделал?! А-а-а-а-а-а!
Потрясённые его истерикой, молчали мрачные мужчины, и только Хуан ходил среди пепелища, пытаясь найти среди догоравших обломков тела погибших.
Несмотря на то что пожарный расчёт приехал в поместье неожиданно быстро, тушить уже было практически нечего и Ньето приказал окружить пепелище и никого туда не пускать. Тогда полицейские прогнали Хуана, и, потрясённо покачивая головой, он молча присоединился к сгрудившимся неподалёку осиротевшим обитателям поместья.
– Сообщите дочери, – распорядился Ньето и подошёл к распростёртому на земле Мигелю.
– Вставай, Мигелито, – негромко сказал он. – Ты проиграл этот раунд.
Он убьёт тебя
Мчатся придорожные указатели, визжат тормоза у лежачих полицейских, подобно перематываемой старой плёнке, мелькает ночной пейзаж. Дорога к границе – не лучшее место в штате, но Панчито вообще неинтересны красоты или их отсутствие. Он летит вперёд, чтобы скорее добраться до места, где можно будет решить одну из самых важных проблем в его жизни.
Они остановились лишь раз, и то потому, что Панчито нестерпимо захотелось отлить. Вынырнув из кустов, он открыл багажник, чтобы перенести в салон сумку с кэшем и убедиться в том, что мальчишка жив, спросил, не надо ли ему чего, и, получив отрицательный ответ, захлопнул крышу багажника, ещё раз поразившись тонкости черт и синеве сверкнувших на него из темноты глаз.
«Хорош сучонок! Недаром хозяин с ума сходит. Есть от чего!» – подумал он, садясь за руль.
Восхищение маленьким гринго возникло в Панчито помимо его воли, само по себе и окончательно укрепило решение о его судьбе.
– Шиш ты у меня его получишь, – со злобным удовлетворением думал он, мчась по ночной дороге. – Убить его я не смогу, но и ты его не получишь. Жизнь мою сломал, а теперь хочешь меня выкинуть? Вот тебе, получай!
И, распалившись от собственных мыслей, ударил кулаком по клаксону, вызвав возмущённый сигнал автомобиля.
Когда наконец подъехали к Хуаресу, он набрал номер и отрывисто наказал кому-то ждать на обычном месте. Поначалу надо было выполнить поручение Мигеля и Панчито так и поступил.
Возле одной из облезлых халуп поджидал мрачный субъект в широкополой, видавшей виды шляпе. Панчито притормозил и указал пальцем на сиденье позади себя. Мужчина молча открыл заднюю дверь, взял сумку и кивнул в знак того, что забрал груз.
Панчито тут же рванул с места. Поручение было выполнено, и пришла пора действовать. Он развернулся, проехал на противоположную окраину города, остановил автомобиль и, наконец, открыл багажник.
– Вылезай, если ещё живой, – сказал он, стараясь придать голосу побольше твёрдости.
Вымотанный дорогой Майкл выбрался на свободу и стал подпрыгивать на месте, чтобы размять затёкшие ноги и руки.
– Ты сейчас подождёшь в машине или возле неё, – сказал Панчито. – А я пойду в дом.
– А ведь нет никакого Мигеля, – заметил Майкл.
– Нет, – не стал отрицать Панчито. – Забудь о нём. Навсегда забудь. А будешь выпендриваться – я тебя сдам сутенёрам.
– А если не буду выпендриваться, не сдашь?
– Нет, не сдам. Вернее, сдам, если чувак, к которому мы с тобой приехали, вдруг передумает. Вот тогда сдам. И не вздумай убежать. Тебя сразу же заметут, и ты подохнешь. А чувак, может быть, и отвезёт тебя на ту сторону, если очень попросишь, так что молись, чтобы он согласился.
Он отвернулся от промолчавшего Майкла и пошёл было прочь, но услышав позади себя свист, закатил глаза в притворном ужасе и, обернувшись, спросил с грубоватыми интонациями:
– Что тебе ещё?
Майкл уже размялся и со скрещёнными руками и ногами стоял, прислонившись к капоту автомобиля.
Пестрела в полутьме засохшими рыжими пятнами кровь Инес на его некогда белой майке.
– Мигель тебя убьёт, – сказал он, обращаясь к Панчито.
Тот лишь презрительно скривился в ответ.
– Не убьёт. Он не узнает. Я потому тебя и не сдаю никому, а привёз сюда, чтобы он не узнал.
– Нет, узнает. И убьёт.
– Да пошёл ты знаешь куда? – разозлился Панчито. – Тебя забыл спросить, чёрт глазастый!
Он вернулся назад, нагнулся поближе к лицу Майкла и, дыша ему в лицо луково-чесночной смесью перехваченного по дороге бурито, процедил:
– Мне никакой сутенёр не нужен был бы. Я бы тебя сам лично в подвале держал и дрючил бы без перерыва, да мне недосуг.
– Только не ты, – не глядя на него, сказал Майкл. – Кишка тонка для подобных художеств.
– Чего-о-о? – сжал кулаки Панчито.
– Ладно, хватит болтать! – внезапно сменил тему Майкл и впервые за время их короткого разговора взглянул на Панчито. – Иди, куда шёл, я тебя здесь подожду.
И неожиданно нежно улыбнулся ему.
Панчито ожидал любой реакции от маленького гринго, кроме этой – наглой и притягательной одновременно. Предательски сжалась в рефлексивной конвульсии задница, и Панчито еле нашёл в себе силы, выразительно сплюнув на землю, просто уйти.
А Майкл присел на корточки и не сдвинулся с места, пока из расположенного неподалёку дома не вышли Панчито и какой-то незнакомый мужик. Панчито что-то негромко говорил мужику, тот понимающе кивал в ответ.
Не дожидаясь, пока его окликнут, Майкл вскочил и направился к ним.
На Панчито он больше не смотрел, будто его и не было.
– Смотри-ка, не боится, – воскликнул мужик. – Привет, парень. Меня зовут Алехандро Себастьян Родригес. Можно просто Алекс.
– Привет, Родригес, – отозвался Майкл. – Меня зовут Майкл Уистли. Можно просто Мигелито.
– Лады, Мигелито. Ну что, пойдём?
– Ага, – кивнул Майкл и протянул Родригесу руку.
Он действовал уверенно, совершенно не тушуясь, и, возможно, поэтому Родригес взял в свою руку протянутую ему детскую ладонь после заминки, как когда-то, в ушедшей уже навсегда жизни, повёл себя Хесус.
– Можно тебе что-то сказать? Только ты пригнись, – попросил Майкл.
