Из-за его поведения Джейн выходила из себя и давала ему подзатыльники, а когда терпение лопалось, привлекала Барта. Правда, бить Майкла так, как Барт избил его в первый раз и, бывало, бил других воспитанников, она не позволяла. Из кабинета не выходила, делала вид, что рассматривает пейзаж, стоя у окна, после пяти ударов оборачивалась и произносила что-то типа:
– Всё! Хватит!
И Барт чётко знал, что, если он немедленно не остановится, Джейн не будет с ним спать ни в эту ночь, ни в следующую. Усвоил урок после того, как она несколько раз устроила ему подобные фокусы.
Обучение Майкла из-за избранной им игры в молчанку оказалось непростым испытанием для Джейн, ведь он не смотрел ей в лицо и внешне никак не реагировал на её речь. Однако она постоянно чувствовала, что он очень внимательно слушает, а в выполненных вроде бы кое-как домашних заданиях очень скоро стала улавливать ту эпатажную небрежность, за которой стояло полное усвоение материала.
Брошенный им вызов она приняла полностью, без обиняков и отговорок, и так и не оставила попыток привязать Майкла к себе, хотя на деле всё было наоборот, и это она всё больше привязывалась к нему, а затем и сама стала меняться под воздействием общения с ним.
Я посвящаю всё тебе
Началось с того, что Джейн стала ежедневно мыться.
Неряшливость Джейн была такой же неотъемлемой частью её натуры, как апатичность и неумение настоять на своём, и за годы совместной жизни Барт привык и к немытому телу жены, и к её грязным трусам, которые она могла спокойно засунуть в ящик для белья, отчего в их общем шкафу всегда стоял специфический запах, и к самому дурно пахнущему шкафу. Привык к забытым Джейн на сливном бачке использованным прокладкам, к грязноватым ногтям на её руках и ногах и к её засаленным волосам.
Единственное, что Джейн делала регулярно, так это чистила зубы, и понять пристрастие жены к конкретной гигиенической процедуре Барту так и не удалось.
Сам Барт был гораздо чистоплотнее Джейн, но под её влиянием быстро опустился и перестал обращать внимание на те бытовые мелочи, за несоблюдение которых мать в детстве лишила бы его еды, наверное, на целую неделю.
Люди всю оставшуюся жизнь подспудно, а иногда и открыто мстят тем, кто мучил их в детстве, даже если месть наносит ущерб им самим. Детские травмы неизлечимы, что бы там ни говорили психологи, и люди остаются их пленниками навсегда.
Конечно, бывают и исключения.
В тех редких случаях, когда врождённая сила духа доминирует над желанием отомстить.
День, когда Барт обнаружил, что Джейн изменилась, запомнился ему отвратительной погодой. На улице дул сильный ветер, в затянутых облаками небесах периодически гремел сухой гром, бесполезной трескотнёй усугублявший и без того тягучую атмосферу, обычно надоедавшего своей бесконечностью дождя не было уже месяц и, казалось, уже и не будет.
– Чёрт побери, совсем нечем дышать! – воскликнул Барт, заходя в спальню с ворохом журналов по педагогике и бодибилдингу – единственных изданий, которые он регулярно выписывал на городской почтовый ящик. – Вот хочу выкинуть то, что не нужно, а то в кабинете уже не продохнуть.
– Угу, – не глядя на него, промычала Джейн, стоявшая у окна с сигаретой в руках и явно погружённая в свои мысли.
Поначалу Барт даже не понял, что конкретно привлекло его внимание в облике жены. Понял лишь, что она изменилась, и к лучшему.
– Детка, а ты похорошела, – пробормотал он. – Подстриглась или…
– Просто вымыла голову и уложила волосы, – сказала она, развернулась и пошла к выходу, по ходу обдав Барта практически свалившим его с ног ароматом свежести.
– Ох-х! – только и смог выдавить из себя он, задыхаясь от непривычных ощущений. – Ох-х, детка!
А Джейн молча затушила сигарету о край стола и вышла, оставив Барта наедине с бурей чувств, по своему накалу вряд ли уступавшей тому, что происходило за окном.
С тех пор Барт стал испытывать всё возраставшее желание схватить Майкла руками за лицо и сжимать до тех пор, пока оно не сплющится.
– Жаль, что Джейн защищает тебя, – говорил он, исподтишка подлавливая Майкла в коридоре. – Я бы с удовольствием выдавил тебе глаза, если бы не она, но я уважаю желания моей… слышишь, ты, МОЕЙ женщины. И поэтому ты ещё дышишь. Решил, что, раз красавчик, тебе всё дозволено?
Майкл молчал, а если Барт не выдерживал и начинал бить его, только прикрывал голову руками, но, как правило, напрасно. Спрятаться от Барта было невозможно.
Он всегда плакал ночами после подобных выходок Барта, а в ставших очень редкими полётах ругал Тересу, которую к тому же почти не видел из-за лилово-серой облачной пелены.
– Ты меня совсем не защищаешь, мамита! – кричал он, находясь, как это бывает во сне, и далеко, и близко от неё. – Ты меня совсем забыла! Ты плохая, мамита! Очень-очень плоха-а-а-я!
И стремительно летел подальше от того места, где громоздились лиловые клубы то ли облаков, то ли дыма и волновалась столь сильно раздражавшая его толпа мертвецов. Летел как можно дальше и как можно быстрее, отчего воздух, который он рассекал со скоростью мысли, оглушительно свистел и расступался, будто кто-то невидимый резал его, как режут ножом незамёрзшее масло.
А ещё Майкл вновь стал разглядывать сгрудившуюся за Тересой толпу, потому что ждал.
Ждал впервые в жизни.
Его самочувствие во время полётов тоже изменилось. Уже не было обмороков, тяжёлой головы, мимолётной, не успевавшей оформиться паники и полного забытья после. Да и сами полёты стали спокойными и похожими на настоящий сон, хотя Майкл наверняка предпочёл бы обмороки, если бы лиловый мир вернул ему Тересу.
Комната, куда Джейн поселила Майкла, раньше называлась гостевой и имела свою душевую и старый телевизор. Когда Барт понял, что Майкл обосновался там надолго, он вынес телевизор и поставил на стол такой же старый компьютер, за которым Майкл мог работать над домашними заданиями и читать книги из обширной электронной библиотеки школы.
Одержимый усиливающейся с каждым днём идеей контроля над тем, как складываются отношения Джейн с подопечным, Барт как-то принёс стремянку и дрель и, повозившись с полчаса, установил в одном из верхних углов комнаты круглосуточное видеонаблюдение.
– У нас тут свои порядки, бездельник, – сказал он молча наблюдавшему за установкой оборудования Майклу. – Ты можешь дрочить тут день и ночь, но учти: камера будет делать это вместе с тобой. И давай прибери на полу, не видишь – штукатурка осыпалась!
Майкл пошёл в подсобку за веником и тряпкой для мытья полов и под пристальным взглядом Барта убрал мусор и протёр пол, затем прошёл в душевую, где вымыл руки, и, вернувшись, присел на край кровати, явно давая понять, что предпочёл бы остаться один.
