– Майкл, а ты знаешь, что химера при рождении была прелестным существом, блистающим всеми красками мира?
– Нет.
– Ты удивлён?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Видимо, я утратил способность удивляться.
– Глупости. Ты же не идиот.
– Ты думаешь?
– Майкл!
В итоге он показал ей свой характер.
– Мы будем любить друг друга, только когда ты трезвая. Когда ты под кайфом, даже не приближайся.
– Майкл!
– Ни ко мне, ни к моей комнате!
Именно такое условие он поставил перед ней однажды и в дальнейшем неукоснительно соблюдал его, а когда Джейн попыталась поскандалить – не раздумывая и довольно грубо вытолкал её в коридор.
– Иди в свой свинарник. Там тебе самое место, – услышала она через запертую изнутри дверь.
Ей пришлось подчиниться и терпеть свою нервозность и усиливавшиеся с каждым разом боли в теле. Пить большими глотками виски, чтобы снять беспрерывную и изнуряющую тело и душу потребность, и купаться перед общением с ним, причём неважно, какой характер носило это общение – любовный или обыденный. Майкл морщил нос, если она по старой привычке не приводила себя в порядок, – и у Джейн не было шансов в этот день, даже если потом она бежала в душ и целиком переодевалась.
Насколько быстрее был бы её спуск в ад, если бы не настойчивая вредность Майкла…
– Нас с тобой скоро подожгут, Джейн, – сказал он ей как-то ночью, тотчас после того, как они оба, взмокшие и тяжело дышащие, в очередной раз оторвались друг от друга.
– То есть как это – подожгут? – приподнявшись на локте, спросила Джейн. – В каком смысле? Кому это, чёрт возьми, надо – нас поджигать?
– Я фигурально выражаюсь, Джейн, – ответил Майкл, глядя на её белевшее в темноте лицо. – Хотя… всё может быть. Могут и поджечь.
Он засмеялся своим мыслям и пробормотал себе под нос:
– Вот это будет по-настоящему забавно. Ещё один пожар. Да, это будет забавно.
Он перевёл взгляд с пятен сырости на потолке, всегда бросавшихся ему в глаза, когда он ложился на спину, на белевшее в зыбкой темноте лицо Джейн. В серой мгле ночи черты её лица казались смазанными, и от этого Джейн выглядела моложе своих лет. Впрочем, она и при свете дня смотрелась лет на десять моложе, и даже запавшие глаза и тёмные круги под ними пока ещё не портили общего впечатления.
– Может, ты выразишься яснее, мой принц? Я не очень-то дружна с метафорами, – сказала она, видя, что Майкл отвлёкся от своих мыслей.
В ответ послышался сдавленно-ленивый смешок. Переполненный опустошающей негой только что свершившегося акта любви, Майкл хотел спать, и ему было лень разговаривать. Но Джейн решила не отставать. Начала теребить его за худые щёки, пощипывать за нос, проводить указательным пальцем вдоль линии губ, щекотать под мышками.
Майклу пришлось сдаться.
Он сел на кровати, так что Джейн пришлось отодвинуться на самый край, чтобы лучше видеть его лицо, и пустился в объяснения.
– Всё очень плохо, Джейн. Разве ты сама не видишь, как всё плохо? В столовой грязь и воровство. Охрана и учителя пьют и двигаются уже с утра, уроки почти не проводятся, компьютерный класс закрыли, чтобы сохранить технику, так дверь уже два раза взламывали и вынесли остатки, а когда выносили – подрались между собой.
Майкл качнул головой, хотя было не совсем ясно, что именно он осуждает – воровство техники или случившуюся по поводу дележа драку.
А Джейн думала, что ей совершенно неинтересно то, что он говорит. Она и раньше не отличалась вниманием к течению жизни, а в последнее время и вовсе утратила желание концентрироваться на любой теме, которая не касалась предмета её страсти, точнее, двух страстей – к её юному любовнику и поставляемой Бобом дури.
Майкл между тем говорил, не замечая, что ей не хочется его слушать.
– …Боб заполнил школу наркотой под завязку. Охране носит из города спиртное и кокс, остальным – траву и колёса. Взрослым продаёт, с остальными обменивает на секс с мелюзгой, причём согласия мелюзги никто не спрашивает. Обмен идёт среди старших, малолеток просто используют в качестве, – тут Майкл замялся, явно подыскивая нужное слово, – в качестве подсобного материала. Они и друг с другом уже трахаются, не только с малолетками…
– А ты?
– Я не совсем понял, Джейн. Я не понял…
– Я спросила: а ты, Майкл, пользуешь малолеток?
Майкл промолчал.
– Твоя реакция на мои слова означает «да»? Майкл, не молчи. Ты же мужчина. Сказав «а», имей мужество продолжить.
Задав Майклу вопрос о его причастности к царившему в стенах школы насилию, Джейн не подозревала, что подписывает себе приговор, потому что именно тогда Майкл в одно мгновение решил, что его будущее не может быть связано с этой равнодушной ко всему и вечно нетрезвой бабой.
Разом нахлынули воспоминания.
Полные любви и одновременно лучащиеся от смеха глаза Тересы, которыми она смотрит на маленького Майкла.
– Когда Мигелито вырастет, он будет важной шишкой.
Майкл понимает, что она имеет в виду, но ему нравится поддразнивать её, играть с ней в весёлую и наполненную смыслом игру в слова и фразы.
– А что такое «важная шишка», мамита? Это как Мигель Фернандес?
– Дался тебе этот разбойник Фернандес! Нет, мой Мигелито будет президентом.
– Мексики?
– Можно и Мексики. Хотя, будь моя воля, я бы назначила тебя президентом твоей страны, как её там зовут, уже и забыла.
Майкл смеётся, понимая, что теперь она поддразнивает его.
– Мамита такая забывчивая! Сейчас скажет: «Ох, Мигелито, пора мне на кладбище». Давай, мамита, скажи!
– Ох, Мигелито, пора, пора!
Майкл смеётся, порывисто гладит Тересу по плечу, потом прижимается к ней и тихо шепчет, касаясь губами серебряной серёжки в её ухе:
– Соединённые Штаты Америки.
– Вот-вот, – стараясь сдержать ответный порыв обнять его, говорит Тереса. – Вечно я забываю, как её зовут.
– Мамита, разве правильно говорить «её зовут»? – начинает свою любимую тему про уточнения Майкл. – Я по телевизору смотрел про Соединённые Штаты, и там размалёванная тётя говорила «называют». Она так говорила: «Дети, смотрите на карту. Вот это выкрашенное в полоску пространство и есть соседнее с Мексикой государство. Как его называют?» И дети хором отвечали: «Соединённые Штаты Америки». Понятно, мамита?
– Куда мне до твоей тёти в телевизоре, Мигелито? Она училась в школе, затем в университете, а твоя мамита нигде не училась, только в школе. Да и когда это было, даже и не вспомнить уже! Стыдно в этом признаваться, ведь я из приличной семьи, но что тут скажешь против правды..
