Быстрый шаг; в случае непогоды – капюшон; не располагающее к общению выражение лица с нахмуренным лбом и плотно сжатыми губами.
Три дня курьерской службы либо работы на подхвате на кухне какой-нибудь забегаловки. Или подработка грузчиком на одном из бесчисленных складов. Полученных денег хватало, чтобы продержаться несколько дней, – и пойти по-новому, а на деле по старому кругу. Заветная карточка с деньгами Зануды Смита припрятана в потайном кармане рядом с пистолетом, и он поклялся себе, что начнёт нормальную жизнь, когда деньги подойдут к концу, и, возможно, поэтому старался не тратить их попусту.
Он часто разговаривал сам с собой, подчас вслух. Строил беседу в форме диалога либо монолога и постоянно корректировал и дополнял основной план действий, который набросал, когда впервые в жизни сел в самолёт и маленький борт доставил его из тех мест, где находилась школа Барта, в аэропорт Сакраменто, где он пересел на лайнер, летевший в направлении Нью-Йорка.
– Какой ужас, – бормотал он, сидя в аэропорту в ожидании рейса и переваривая уже полученные впечатления. – И это они называют полётом?
Во время долгого перелёта в Нью-Йорк он думал о будущем. Как сложится его жизнь там? Что он будет делать с желанием влюбиться? Как он будет жить без секса?
А без любви?
Как ты будешь жить без любви, Мигелито?
Вопрос о любви был ненапрасным, ведь Майкл уже знал свою девушку. Точно знал, потому что увидел её мельком в аэропорту незадолго до посадки.
Юная, явно моложе его, она шла ему навстречу в гуще сновавших туда-сюда пассажиров. В сопровождении родителей или людей, которые вполне могли ими быть. Она была в наушниках и никого не замечала вокруг, и Майкл смотрел ей вслед до тех пор, пока её не поглотили толпы других пассажиров.
В джинсах и лёгком топике, не высокая и не маленькая, не худая и не толстая, просто выточенная природой с особой тщательностью. Мягкие и густые русые волосы – он успел заметить, как они золотились на свету, совсем как у него. Ровная кожа, не белоснежная, но и не смуглая, а, скорее, светло-матовая. Глаза… Жаль, она опустила их, прикрыла ресницами, но, судя по миндалевидному разрезу, они были большими и наверняка красивыми. Ему, во всяком случае, очень хотелось так думать.
Прямой точёный нос. Не ровный со вздёрнутым кончиком, как у него, а чуть выступающий вперёд. Ровно настолько, чтобы не казаться длинным. Красивая форма лица. Не круглое и не длинное, сужающееся к аккуратному круглому подбородку.
И небольшой сладкий рот. Майкл сглотнул набежавшую слюну при взгляде на него.
– Она похожа на тебя, только добрая, – мысленно сказал он кому-то, и у него стало легко на душе.
– Принесите, пожалуйста, воды.
Он улыбнулся наклонившейся над ним стюардессе, заметил, как вспыхнуло в ответ её лицо, и, испугавшись, надел очки, чтобы вновь снять их через некоторое время. В конце концов, в самолёте можно расслабиться, несмотря на то что соседи справа и слева разглядывают его, словно диковину, а женщина с ярко-красными волосами, сидящая в одном из передних кресел, скоро свернёт шею.
Как же она крутит ею, чтобы лучше его разглядеть!
Он взял принесённую воду, сухо кивнул в знак благодарности и продолжил размышлять.
«Ты хочешь ту девчонку, понятное дело, но её нет рядом, и слава богу. Ты же знаешь, что так лучше для неё. Делаем нужные выводы, Мигелито. Никаких дружб и романов, никаких соблазнов типа стать моделью или актёром. Ты один. Всё время один. Больше не будет трупов, страстей, наркоты, интриг и всего остального. Да и куда тебе спешить? Осмотришься на новом месте, обустроишься, отдохнёшь от всех и всего – а там видно будет».
Он кивнул, удовлетворённый собственной сговорчивостью и пониманием ситуации, хотя отлично знал, что лжёт самому себе.
Как он будет без женщины? Без тёплого, а в интимные моменты – жаркого женского тела? В одной постели, под одним одеялом?
«Нет, – подумал он. – Ты должен выдержать, Мигелито. Разберись сначала в себе, привыкни к новой жизни…»
Что ж. Он попробует разобраться, попробует привыкнуть. Недаром мамита считала его сильным.
Линн
С обещанием никого не любить вышел прокол. Ну, не то чтобы прокол, но Майкл сильно рисковал, когда встретил ту художницу.
В один из погожих дней – а в плохую погоду или в жару он отсиживался по музеям и торговым центрам или прятался в библиотеке – Майкл обнаружил в Сохо целый квартал совершенно замечательных магазинчиков, в которых царили художники, керамисты, продавцы кукол, расписных платков, сделанных вручную украшений, шляпок и кружевных зонтиков. Заметив на одной из витрин керамические горшки, он зашёл внутрь и за небольшим, покрытым светлым шпоном столом обнаружил улыбчивую женщину неопределённого возраста, то ли за тридцать лет, то ли за пятьдесят, с коротким ёжиком седых волос, всю в браслетах и бусах. Полные ноги хозяйки были обуты в неудобные на вид деревянные сабо.
Справа от того места, где восседала хозяйка, расположился гончарный круг, и любой желающий мог сесть за него и попробовать свои силы.
– Можно? – спросил он, указывая на гончарный круг.
– Конечно, – мельком взглянув на него, улыбнулась она.
С того дня Майкл повадился ходить в магазинчик, хозяйка которого по-прежнему вела себя так, будто не замечала его достоинств. Приветствовала улыбкой и продолжала заниматься делами, сидя в Сети.
Она не стала скрывать удивления, когда Майкл вылепил свой первый горшочек.
– Как тебя зовут? Ты обучался гончарному делу? – спросила она, разглядывая изделие.
– Майкл, мэм. Нет, мэм, – в той же последовательности ответил Майкл, вытирая руки подготовленной загодя тряпкой.
– Зови меня Нора, – представилась хозяйка. – Не обучался, а лепишь так, будто тебя учили. Осталось расписать.
– Я могу сделать это сам? – с восхищением спросил Майкл, хотя уже давно понял, что в магазинчике всё можно делать самому.
– Конечно, – подтвердила Нора. – Только выбери сюжет.
– Я уже выбрал, – кивнул Майкл. – Хочу мексиканский стиль. Доколумбова эпоха. Похожие были найдены при раскопках пуэблос.
– А ты образован, – почему-то удивилась она. – Приходи завтра, твой горшочек будет ждать тебя, и расписывай его, сколько пожелаешь.
И вновь улыбнулась, демонстрируя симпатичные ямочки на круглых щеках.
Майкл пришёл поутру и с наслаждением, почти схожим с тем, что он когда-то испытывал во время полётов, расписал горшок нехитрым разноцветным орнаментом.
– После последнего обжига я выставлю его на витрину, – пообещала Нора. – Может, кто и купит. Очень уж он хорош!
– Спасибо, Нора, – сказал Майкл. – А я могу к тебе ещё приходить? А обжиг делать научишь?
